Он говорил только по-чешски, и все, что неясно и непонятно, переводил Гайный или Траян. Вилем забрал Вайду с собой в машину.
Наконец и Высочаны. Они тянулись сплошной однообразной стеной. Ни деревьев, ни зелени. На всех домах слой многолетней пыли и копоти. Живут здесь скученно, без самых элементарных удобств. Всюду ветхие хибарки, где ютится рабочий люд.
Вилем повез офицеров в Летенские сады, раскинувшиеся на высоких холмах над Влтавой. Это любимое место отдыха пражан. Справа возвышаются Градчаны, как зовут здесь тысячелетний пражский кремль, а прямо перед ним во всей своей красе стобашенная Прага.
5
Квартира Гайного в одном из небольших переулков в Нове место[53]. Офицеры приехали уже к вечеру, и мать Вилема встретила их радушно. Все с удовольствием сели за чай, к которому поданы суррогатный хлеб и кисловатое повидло.
— Мамо, а консервы? — напомнил Вилем.
Женщина смутилась. Как угощать гостей их же консервами?
— Давай, мамо: они не взыщут.
Мать Гайного с виду молодая и еще сильная женщина, но уже поседевшая и с усталым лицом. Говорит она просто, как человек, умеющий сдерживаться, и в то же время с той скрытой внутренней силой, которая всегда верно действует на чувства слушателя. Муж ее Густав, художник, был без памяти влюблен в искусство. Больше всего его интересовали произведения, выражавшие идею справедливой силы. Он собирал их копии и репродукции, составлял альбомы, коллекционировал скульптуры, копирующие выдающиеся произведения великих мастеров. Во время одного из обысков гитлеровские палачи многое у него перепортили. Густав раскричался, и его забрали. После побоев в застенке старика выпустили, но он не смог поправиться и умер.
Вздохнув, женщина отпила глоток чаю и продолжала рассказ. Сестра Вилема уехала в Пльзень, там и жила, и работала в подполье. Только сегодня вернулась и скоро будет дома. А вот младшего сына не уберегла. Как он погиб? Вспомнить — так сердце разрывается. Его звали Яном, а дома запросто — Яником. Он все с Вилемом просился в Россию. Не отпустила, молод, боялась: ему всего четырнадцать. И конечно, хуже сделала. Он и тут не остался без дела: листовки расклеивал. Схватили.. Как мучили, только он сам знает. А смолчал. Никого не выдал. Потом вызвали ее и показали обезображенный труп. «Знаешь кто? — спросил палач. Покачала головой: не знаю. — Это и есть твой сын! Бери и всем расскажи: с каждым коммунистом будет вот так же!» Ноги ее подкосились и она рухнула возле Яника. Руки ее сразу окрасились его кровью. Не помня себя, она показала фашисту руку и сказала: «Вот она, кровь сына, ее ничем не смыть!» Наклонилась, подняла Яника и понесла, не помня себя, понесла!