– Мамка! – закричала дочь, увидев меня, застывшую с собакой на поводке. – Будешь ужинать? Иди к нам!
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Мне хотелось завыть, зарыдать, избить ее до крови, выброситься в окно… В висках у меня застучали молотки, перед глазами поплыла красная жижа.
– Дрянь, – закричала я, трясясь. – Вон из моего дома! Проститутка!
– Ну, ну, ну, – сказал пьяный зять, отбрасывая гитару и делая шаг по направлению ко мне. – Нехорошо, девочку обижаете. Я не позволю.
– Уйди! – закричала я так громко, что голос мой сразу сорвался. – Уйди от меня, подонок!
Глаза его стали щелочками.
– Придется успокоить женщину, – пробормотал он и вдруг скрутил мне руки за спиной.
Тролль бросился на него, но он отбил его ногой в живот, и Тролль завизжал от боли.
– Ян! – заорала Нюра, вскакивая с коленей сиамского. – Прекрати! Прекрати немедленно!
– Цыц! – не повышая голоса, сказал зять и отпустил мои руки. – Успокоилась?
Дальше я ничего не помню, потому что, наверное, со мной случился короткий обморок, от которого я очнулась на диване в кабинете Феликса. Кабинет был полон того же странного сладковатого дыма. Нюра прикладывала к моему лицу мокрое полотенце.
– Ты стукнулась головой, – сказала она миролюбиво. – Теперь у тебя на затылке шишка.
– Чем от тебя пахнет? – спросила я. – Что это за сигареты?
– Это ликер, – соврала она. – Принести тебе?
– Доченька, – я опять зарыдала, – ну, что же это такое? Что у нас происходит, Господи, Боже мой!
Нюра пожала плечами, лицо ее потемнело.
– Это я могу спросить тебя, что у нас происходит, – сухо сказала она. – Врываешься к моим гостям, черт знает что себе позволяешь! А потом удивляешься, что я не хочу иметь с тобой никакого дела!
Рыдания душили меня.
– Но как же? – давилась я. – Ты же у меня одна! Одна на всем свете! Ты же мое дитя! Хочешь, я покажу тебе шов от кесарева?
Она сморщилась и встала с дивана.
– Мама, – сказала она и сделала гримасу, будто ее сейчас стошнит. – Давай без анатомии. Противно!
– Что тебе противно? – обомлела я. – То, что ты моя дочь, моя плоть и кровь?
– Ненавижу я эти разговоры о плоти и крови, – скривилась она. – Ладно, хватит.
Она ушла. Я услышала ее громкий смех, потом опять включили музыку, и пошло! Я добрела до своей спальни и рухнула на кровать, не раздеваясь. Засыпая, я вспомнила, что ничего не ела сегодня, кроме чая с хлебом, да и то рано утром.
15 мая. Все кончено. Моя дочь – наркоманка. Этот странный запах, который я тогда унюхала, был запахом марихуаны. Ян служил в Средней Азии и там привык. Он – наркоман со стажем, она – начинающая.