И правда взяла с полки колоду, начала раскладывать.
– Говори свое главное желание. Что у тебя на сердце?
– Это ты мне говори, – отвечаю я. – Тебе виднее.
– Болезнь, – говорит она. – К святому угоднику тебя везти надо. Порча на тебе.
– Ну нет! – говорю я. – Откуда на мне порча? Что я такого сделала?
– Этого я не знаю, – отвечает она и шевелит своими бульдожьими складками. – А сглаз – вот он. Езжай к Сергию Радонежскому в Троицкую лавру.
Слушаю – и мне не страшно, только зло берет.
– Я, – говорю, – к святым не езжу! Язычники вы все! Чмок, чмок! Я с Христом в губы не целуюсь!
Чувствую, что на крик перехожу и не могу остановиться.
– Да провалитесь вы все! – кричу. – Провалитесь! К угоднику! Не нужно мне вашего угодника!
Тут она размахнулась и ударила меня по щеке.
– Будешь хулиганить? – спрашивает она.
Я опомнилась. Словно бы и не кричала.
– Женщина, – говорит она вдруг. – Я тебя вылечу. Перебирайся ко мне.
– Антонина! – икает бабка. – Да ты что!
– Ладно, – говорит Антонина. – Что мы, некрещеные, что ли? Жалко ведь. Перебирайся ко мне, женщина.
У меня очень болит голова, очень.
– Я пойду, – говорю я. – Мне надо сына искать.
– Какого сына? – говорит она. – Нету никакого сына!
Я поняла, что они все между собою связаны: и Нюра, и Феликс, и эти старухи. А те, которые были за меня, те ушли. Все они там, где Платонов, здесь никого.
Антонина быстро переглянулась со старухой.
– Иди на кухню, – вздохнула она. – Чаю выпей…
Я пошла за ней в кухню, потому что почувствовала, что до дому после такой ночи не доеду. Она налила мне крепкого чаю, достала из хлебницы сдобную булочку – голубь с изюминками вместо глаз, – намазала маслом, и тут кто-то позвонил в дверь.
– Димуля! – Она вся вспыхнула и быстро вытерла полотенцем крем с лица. – Что это он так рано!
В кухню вошел такой высокий парень, что у меня заболели глаза, когда я подняла их наверх, чтобы увидеть, где кончается его голова. Он был очень худой, с длинными, почти до самых плеч, светлыми волосами, перехваченными кожаной полоской поперек лба. Я уже давно заметила, что есть лица, которые по своему строению напоминают черепа умерших. Что-то такое в костях лба, в провале рта… У этого парня было именно такое лицо. Он поздоровался, пододвинул табуретку к столу, сел – стал немного ниже – и уставился на меня.
– Кто такая? – спросил он.
Антонина пожала плечами, а бабка, торопливо евшая варенье из блюдечка, махнула рукой:
– Да мы сами не знаем! Пришла вчера в больницу, сына своего ищет.
– Где ваш сын? – спросил меня гость.
– Ну, – сказала я, улыбаясь. – Я же у вас не спрашиваю, где ваша мама.