Тебя я выбрал – ты тоской исполнен —
ведущий сына отчею стезей.
Свезу тебя – на время – в преисподню,
развею в пух и прах, сровняв с землей.
И Рим увидишь, и свою Россию,
и станешь самым низшим —
так и быть —
научишься не есть,
не тратить силу…
Но ты меня научишь говорить!»
Смотрю в его лицо
и понимаю:
в глазах – моя судьба.
Вдруг из-под век
я выхожу и голубем пускаю
свой голос: «То сигнал мой, человек…»
В висках гудит,
я сам себе не верю…
но в сердце слышу тот же самый гул:
«Се человек! И он стучится в двери.
Открой ему!»
Я больше не могу!
Чу, голоса!..
Кто это был? —
Туманно
в глазах и мыслях
(может, чей-то сглаз?).
Не дочитал до дна я книги странной
его могучих – до безумья – глаз.
Ну вот и все…
Теперь пора обратно —
туда, где жил – в неведомой тоске….
Но мне вослед вопят немые братья
вне русских слов
на русском языке.
2
Иль душа исчерпалась моя,
или речь потеряла основу?!
Но язык – сквозь столетья —
по Слову
чертит круг – на Восток бытия.
Нету сил немоту удержать,
поднимаясь в глубины сознанья.
Затопляет ненужное знанье,
суетой разъедая, как ржа.
Дальше космос…
И вспомнить боюсь,
что скулит родовая природа…
Но какие лихие уроды
душу вводят упрямо в искус.
Вслед за солнцем пойду сквозь века.
Оглянусь…
Но монгол гикнет сзади!
И зарежет кривыми глазами
то, что свалится
с языка.
3
Я был нем средь вчерашних прозрений.
Вновь безумец возрос со спины
и копать стал
вдоль собственной тени
день за днем
в глубь столетий иных…
Нависали забытые лица
по-над бездной,
а он через шаг
то стрелу запускал за границу,
то скуластый петровский башмак.
То кровищу с нечистою силой
из буденновки выплеснул прочь.
Смерть, косою взмахнув,
в небо взмыла.
Отчий череп скатился обочь…
В землю сгинул безумец полночный,
страшный дар я руками схватил,
как прозрели безглазые очи:
«Ты признай меня сыном своим!
Я отцом твоим буду в Той жизни,
но вселюсь в тебя Здесь,
словно в Храм.
Станешь камнем Грядущей Отчизны —
как мой гроб, твоя Вера стара…»
Свет пропал.
Растревоженно стало.
Ком могильный упал в мои сны.
Появился безумец усталый,
стал копать,
но с другой стороны.
Ладно, бог с ним…
К отпущенным срокам
отчий череп – сквозь все времена —
мне нести,
словно чашу Востока.
Да наполнится Духом она!
Бог со мною…
Мне надо немного, —
откровения – в день изо дня —
как земле
под лопатой Немого:
«Ты мое полюби, не меня…»
4
Здесь русский дух подавлен интеллектом,
теряясь в подсознательном…
И слог —
вне русских слов – понятным диалектом —
снисходит до толпы,
как местный бог.
Душою – в гроб,
а глоткою – наружу
здесь каждый сам себе и бог, и черт.
здесь русский хлеб,
осыпавшийся в лужу,
судьбой не принимается в расчет.