И глаза наливаются небом седым.
Лишь, за воздух хватаясь,
упрямо ладони
вспоминают родное и близкое им.
И я слышу твой голос в тюремном оконце,
сбереженный, как ржавого хлеба ломоть.
И сквозь щели в душе незнакомое солнце
наполняет печалью притихшую плоть.
И становится странно-легко,
и, немая,
песнь о волюшке с губ отлетает, как дым.
И друг к другу мы рвемся,
судьбу принимая,
всё как есть понимаем
и в стену глядим.
2 июля 1993
Дорогая, как ты там за мукой-разлукой
в своем буйном цветенье кукуешь года?
Протяни мне —
в прощанье застывшие – руки.
Я вернусь! Я тебя никому не отдам!
Я ворвусь к тебе ночью,
как воин ликуя,
упаду пред тобою в священном бреду.
И губами, забывшими вкус поцелуя,
как к колодцу, к любимым устам припаду.
Буду пить твое тело до изнеможенья.
Чтоб вскипала в объятьях звериная жуть.
Окна я кирпичом заложу.
И до жженья
на губах – буду пить.
А потом расскажу,
как в глухой полутьме своей чуть не ослеп я,
когда, свет твой увидев, пошел напролом…
Как однажды, накрыв мою голову пеплом,
смерть нависла, глаза зачерпнувши крылом.
Как визгливая ревность взвивалась над шконкой,
как на лезвии бритвы игрался с судьбой,
когда старого зэка седая наколка
в тонком лучике мне показалась тобой.
Как тебя рисовал я, и стенка сырая
проминалась,
как рвалась незримая нить,
когда пальцы я сбил,
штукатурку сдирая, —
чтоб тебя на свободу с собой унести.
Как звучала во мне, желваками играя,
затихала на миг, чтобы вздыбиться вновь,
в эти гиблые камни вживаться мешая,
эта невоплощенная в сказку любовь.
Я вернусь навсегда. И душою воскресну.
Сбереженную мною затеплю весну.
И тебе – растерявшейся —
выплачу песню,
и прижмусь к тебе весь.
И как мертвый усну.
3 июля 1993
На тюрьме шел дождь, заливая дворик
теплой, вянущею водой.
Пахло летом, сосной, почему-то морем.
Или просто все это было тобой…
И дышалось грудью, и капли висли
на носу, глазах, на усталой душе.
Память гасла. И ни единой мысли
в голове не удерживалось уже.
И сквозь клетку небо лучилось светом
и чириканьем птиц. И хотелось пить.
Никогда не думал, что в мире этом
можно так легко, беззаботно жить.
12 июля 1993
Берегиня моя, золоченое яблочко —
с наливной, расписной, разудалой косой.
Покатилась по ветке, по елочке-палочке,
по груди проскользила каленой стрелой.
Прикоснулась к губам, опалила дыханием,
в ретивом замерла, как малиновый звон,
среди ночи взошла над моим мирозданием,
отражаясь лицом от пречистых икон.
Опоила гремучим вином счастья-верности,
окропила слезой, как живою водой,
в обручальном кольце
заперла, словно в крепости,
от дурных черных глаз заслоняя собой.
Повела к себе в дом по сожженной Рязани, и