Соколиная книга (Соколкин) - страница 73

Я редко с ним общался. Не всегда так, как подобает с Великим Поэтом. И мне его очень сейчас не хватает. Выть хочется при мысли, что его легкое парящее перо уже ничего больше не напишет. Но и того, что уже написано, хватит надолго, на века, быть может, на вечность.

«Литературная Россия», 2009, январь № 1 (2393)

Падший ангел, отбывший свой срок, или Пророческая тишь

1

Мы познакомились в сентябре 1987 года в его московской квартире около метро «Красносельская». Мне несколько дней назад исполнилось 24 года. Я стал студентом первого курса Литературного института им. Горького вместе с его сыном Федором. Федор, как и отец (и жена поэта – Надежда Кондакова), писал стихи. И все они очень трепетно, с интересом относились к чужому творчеству. А незадолго до этого Федор, взяв мои вирши, отнес их отцу. И вот я приглашен в гости к Поэту…

Дверь мне открыла Надежда Кондакова, проходим в гостиную, где накрыт стол… И первое, что бросается в глаза и как-то придавливает тебя к полу, это книги. Тысячи книг. Они везде. Их нет разве что на потолке… Книги по истории, философии, культуре, поэтические сборники, книги прозы, энциклопедии, справочники. Старые книги в кожаных переплетах и новые. Массивные собрания сочинений и дешевые сборники в мягких обложках… Как я узнал потом, почти все свои деньги от гонораров Борис Примеров тратил на книги, среди которых встречались и очень редкие, был завсегдатаем букинистических магазинов и книжных лавок. Этот замечательный поэт был еще и энциклопедически образованным человеком, был великим книжником, любителем и знатоком отечественной истории и философии. На полках стояли труды Карамзина, Татищева, Костомарова, Ключевского, Забелина. У него были почти все авторы и философы, изданные в «Литературных памятниках»…

Из смежной комнаты выходит, прихрамывая, веселый, очень необычного вида человек в белой навыпуск рубахе, лохматый, с черной бородой. Внешне что-то среднее между Велимиром Хлебниковым (как он представлялся мне благодаря его стихам) и Емельяном Пугачевым – только с очень добрыми, печальными глазами. Практически такой, каким изобразил его на картине в образе «Русского Икара» Илья Глазунов… Вышел. В руках какие-то книги…

– Ну здорово, Сереженька, дорогой! А ты это читал?.. А это?.. А это?..

Я, бывший провинциал, ничего этого, конечно, не читал. И Борис Терентьевич, все понимая, начинает очень легко и весело рассказывать мне и Федьке (как он его называл) о Леонтьеве, Трубецком, Федорове. И потом, уже за столом, продолжая говорить о великих русских мыслителях, переключается на великих державников – говорит о величии Александра Третьего, о гении Петра Первого, о мудрости Сталина. И вообще, подводит он итог своим мыслям, России, русскому народу нужна монархия, нужен человек, который бы знал и, главное, искренне любил свою Родину, ее традиции и верил в ее предназначение. И обязательно верил бы в свой народ. На мой наивный вопрос, а как быть с Лениным, взял с полки один из томов пролетарского вождя и показал мне телеграммы и распоряжения последнего о «мешочниках», оккупировавших железнодорожный состав, который в данный момент потребовался большевистскому правительству (не ручаюсь за точность пересказа). «Великий гуманист» приказывал их всех расстрелять…