Или хороший актер, или… Об этом втором «или» пока не хотелось даже думать… Вполне объяснимая человеческая слабость, на которую он, Чурилин, не имел никакого права.
…В кабинете, который ему выделили для допроса, Чурилин, стараясь не смотреть на задержанного, вертел так и этак его паспорт. Кажется, настоящий. Никакой подделки. Все соответствует. Можно еще посоветоваться с экспертами, показать им… Только вряд ли это что-то даст.
— Мишаков Дмитрий Константинович, город Сосновск… — читал вслух паспорт Виктор Петрович, внимательно следя поверх очков за вазомоторными реакциями допрашиваемого. — По какому случаю в столице?
— А что, нельзя? — вызывающе спросил парень.
— Можно, почему нельзя, — нахмурился недовольный собой Чурилин. — Ты, милый, отвечай на поставленный вопрос.
— Погулять захотелось в столице нашей Родины, — сказал Митя, помня оговоренную с Костей легенду. — Зашёл в пивбар возле Киевского. Ну, повздорил малек с одним крутым. А его раздолбай сразу ментов, то есть, хотел сказать, милицию звать…
— Постой, — поморщился Виктор Петрович. — Ты мне лапшу на уши не вешай… Ты что, подрался в пивбаре?
— Ну. Будто не знаете. Менты нарисовались, хотели протокол оформить…
— Во сколько это было? — перебил его следователь.
— Около семи вечера, — пожал плечами Митя. — Я на часы не смотрел… Так они меня потом отпустили — не было ж ничего! Ну, помахались немного… Для понту… Только вернулся, чтоб пиво допить… Нет, ещё кружку взял. И тут снова-здорово… Другие менты, прошу прощения, милиционеры набежали и опять поволокли… А почему только меня? Он первый полез! Девка его на меня уставилась, а я при чем?
Виктор Петрович испытующе смотрел на парня. Значит, не он… Потому как знает, что мне ничего не стоит проверить каждое его слово… Знает и не боится…
— Давай-ка убедимся, — сказал Чурилин вслух и потянулся за телефонной трубкой. — Где этот пивбар, говоришь… Возле Киевского?
Митя кивнул. Этот бар Виктор Петрович хорошо помнил. Один из первых, которые открыли в Москве. Однажды пришел туда с сокурсниками. Пришлось выстоять очередь. Говорили, будто там только чешское, вся Москва, утомленная «Жигулевским», искала только чешское. «Сенатор», «Праздрой» тогда звучали, как сегодня «Хольстен» или «Бавария»… Но чешское кончилось перед ними, пришлось пробавляться родимым бочковым…
После нескольких кружек студента юрфака Чурилина потянуло по нужде — освободить желудок для новых кружек. И вот какое наблюдение его тогда поразило: писсуары в уборной были приделаны к стене, прямо за которой находился разливочный зал, откуда официанты выходили с подносами, уставленными полными кружками. Ему пришло в голову, что он оказался в самом сердце замкнутого, идущего по кругу технологического процесса: кружки просто подставляют с другой стороны стены, чтобы снова подать гражданам содержимое их мочевых пузырей. По вкусу, во всяком случае, особой разницы не было.