— Ладно… — встал Седов. — Поехали.
Квартира, где оттягивались Лёхины «торпеды», была запущена куда больше, чем та, откуда они только что прибыли… Братва вразнобой храпела, наполняя воздух отработанными кишечными газами.
— Пейзаж после битвы, — брезгливо констатировал Седов, разглядывая недвижные тела утомленных бойцов. — Форточку, что ли, открой. Дышать нечем.
— От народ! — с чувством сказал Лёха. — Ну на минуту нельзя оставить одних. Ну что с ними делать?
Он принюхивался к воздуху, перенасыщенному сложными запахами.
Осторожно переступая через распластанные, словно для разделки, тела, Седов сам прошёл к окну и распахнул его настежь.
— А ну подъём, козлы позорные! — Лёха сказал это негромко, но весьма проникновенно, и был услышан. Парни разом, как солдаты по тревоге, подскочили, непонимающе тараща глаза на вошедших.
И тут выяснилось, что их несколько больше, чем поначалу казалось, — в основном за счет нескольких полураздетых девиц, которые спали под какими-то драными одеялами или куртками, а то и вовсе под тряпьём неизвестного происхождения.
— Ну, закройте окно, кто открыл… совсем оборзели… холодно же… — заныли, заканючили они.
И снова Седов увидел, как стекленеют, становятся пугающе неподвижными, почти мёртвыми Лёхины глаза.
— Это так они у тебя форму поддерживают? — хмыкнул Седов. — Замучил ты ребят молочной диетой! От твоего кефира у них головки бо-бо, а денежки тютю.
— Ладно, Альча, не бухти! — бросил сквозь зубы Лёха. — От бешеной коровы у них молоко… А ну все в душ! Все, я сказал! А уж я прослежу, чтоб горячая водичка была перекрыта.
— А чё, отдохнуть нельзя… — ворчали некоторые, неохотно поднимаясь, но, когда встречались взглядом с Дехой, мотали головой и отмахивались: всё, молчу, молчу, завязываю… И шли гурьбой в ванную комнату, пока их подружки, тараща глаза на нежданных гостей, спешно пытались натянуть на себя юбки или джинсы.
— От лярвы! — сказал им Лёха, чуть подобрев. — Вы чего ж, сучки, с моими пацанами делаете? Вы хоть галоши заставляете их надевать, прежде чем давать?
— Какие ещё галоши? — приоткрыла рот одна, моложе других, глядя на которую Седов подумал, что сам бы не побрезговал… Прямо сейчас.
— Презерватив, говорили тебе… — вполголоса сказала ближайшая к ней подруга лет под сорок. — Совсем, что ли… Ты чего, Люба, забыла уже?
— Ой, а я и не помню уже… — пожала та точеными плечами, надевая на себя блузку. — Андрей вроде говорил, что все нормально будет… Вы бы отвернулись, господин, что ли! — заметила она Седову.
— Ваши родители хоть знают, где вы сейчас? — спросил Лёха, вернувшись из ванной, где отключал горячую воду и откуда теперь доносился гогот и вскрики на фоне шума воды.