— Ну, так куда? Уж не в «Метрополь» ли поведёшь?
— Свожу и в «Метрополь», свожу, — весело засмеялся он, не разжимая, впрочем, губ. — Только не сегодня. Сегодня хочу немножко посмотреть Москву. А то знаешь как мы, приезжие? Вокзал, ГУМ, ЦУМ, гостиница, опять вокзал — вот и вся Москва.
Он сел рядом с ней в машину. Иринин «жигуленок» стоял на улице, прогревался долго. «Вот и машина тоже, — подумал Каморин. — С одной стороны, это замечательно, что у нее машина, ничего не скажешь. Но ведь от машины у женщины только лишняя независимость, самостоятельность. А куда уж нынешней женщине, тем более такой, как эта, ещё самостоятельность?»
— Ну, так куда все же? — нетерпеливо спросила она, когда они выехали из двора на улицу.
Мостовая была вся в снежных колдобинах — вот вам и Москва хваленая; впрочем, чем дальше они удалялись от центра, тем улицы становились чище.
— А свози-ка ты меня… — он сделал вид, что глубоко задумался, — ну хоть в Братцевский парк. Там, я слышал, у вас красиво. Какой-то царский, что ли, или Меньшиковский дворец…
— Да я вижу, ты и впрямь решил расширить свой и без того широкий кругозор, — усмехнулась она.
«Ну что ж, — подумал он равнодушно, — и это тоже войдёт в счёт…» Кому Павел Романович собирался предъявлять счет за Ирину издевку — ей ли самой, Седову ли, кому-то еще, — он пока не знал. Но тем не менее персональный счет с сегодняшней ночи был открыт — с того самого момента, когда он решил, что Ирина отдается ему без души, без «отношения». Что уже само по себе не могло не восприниматься им как оскорбление…
Какое-то чутье вело его везде, в том числе и здесь, в парке, в который он попал впервые. Каморин, уверенно ведя ее под руку аллеями старинного паркового комплекса, вышел к бетонному зданию крытого манежа, старательно обходя весело желтеющие на снегу конские яблоки. Поговорил о чем-то вполголоса с внушительным охранником, предъявил ему что-то — не то свое милицейское удостоверение, не то зеленую купюру, и через минуту он, без резких движений, но весьма бесцеремонно работая каменным плечом, уже пробивался через плотное кольцо зрителей, не забывая галантно поддерживать Ирину под локоток.
Ну, как он и подозревал, все эти бои — такое же фуфло, как все, что связано с Седовым. Кроме разве дамочки, уточнил он. Ну-с, что мы видим на обозримом пространстве? Манеж, на полу опилки, здесь, в середине, расчищена до бетонного пола площадка, огороженная канатами. Не сказать чтоб холодно, как на улице, однако от дыхания и у собак, и у людей идет пар. Собаки в ринге — самые обычные собаки — овчарка, лайка. Правда, лайка крупная, восточносибирская, что ли. Чем-то похожа на овчарку, только что хвост кренделем.