– Отец не отдаст меня абреку.
Он пожал плечами:
– Выкраду. Ты ведь не будешь сопротивляться? Закон тебе известен: если девушку не смогли вернуть в течение дня и ночи, она становится законной женой похитителя.
– Нам нельзя расставаться. – Зара взяла его за руку, жесткую и горячую. – Я придумала лучше. Мы их обманем. Ты завернешь меня в бурку у них на глазах. А потом, когда луна зайдет за тучу, я потихоньку выскользну. Знаешь, какая я ловкая? Никто не заметит. Пусть Аксыр оставит внизу не одну лошадь, а две.
– Ты такая же умная, как твоя нана. – Он восхищенно покачал головой. – Так и сделаем.
Костер получился неважный – на перевале росли лишь чахлые кусты, но тепла от него хватало, а света было даже многовато. Укутанная буркой, Зара смотрела на своего жениха. Он сидел к ней вплотную, держа у ее горла кинжал – чтоб джангызцам не вздумалось подкрасться в темноте. Другой рукой время от времени он поглаживал Зару. Условились, что она уйдет за час до рассвета, когда скроется луна.
Если б только не тепло, исходившее от его руки! Если б не мечты о том, как они будут жить втроем на краю света!
Между мечтой и сном граница такая хрупкая, ее почти и нет.
Сначала Зара думала, какой у них будет дом. Потом увидела его, как наяву: белый-белый, и все стены разрисованы чудесными узорами. Но это она уже спала.
А когда проснулась, Галбацы не было. Он ушел, а Зара не могла этого услышать – даже если джангызцы по нему стреляли.
Прозрачный воздух дрожал радужными искорками – из-за гор поднималось солнце.
Зара скинула бурку, поднялась. К перевалу снизу бежали джигиты, впереди всех – нана.
И Зара не могла удержаться – горько заплакала. Опять она была одна на всем свете.
Что-то коснулось ее щиколотки.
Посмотрела вниз – ангел.
Выгибая изящную спинку, он терся о чувяк и зевал.
Галбацы оставил Заре того, кто грел его сердце! Значит, он обязательно вернется – за невестой и за своим ангелом!
Прекрасное создание вновь открыло ротик, и вдруг раздался небесный звук: «Яяау!»
А потом на Зару обрушилось много-много звуков.
Посвистывал ветер, шипели догорающие угольки костра, звонкий голос кричал: «Зара, доченька, ты жива!»
Пропел ангел – и мир избавился от немоты.
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
Лермонтов, «Измаил-бей»
Обманывать себя она перестала, когда перед подъемом обхватила его сзади за плечи и прижалась грудью к его спине. То, что не желал принимать рассудок и что отвергала воля, ворвалось в плоть и кровь – через нахлынувший жар, через сумасшедшее сердцебиение, через сладостное оцепенение. И во время восхождения, и во время спуска Даша была в полубеспамятстве. Но не от страха – от наслаждения. Ей хотелось, чтобы так было всегда: она крепко его обнимает, они единое целое. Если сорвутся, то вместе, а вместе с ним – хоть в пропасть. Это было самое восхитительное ощущение всей ее жизни. Это было самое ужасное, что только могло с нею случиться.