Подобно многим, Данилов избегал общества соседей и почти все время проводил в своем углу в странной полудреме, словно замерзающая рептилия. Пустые глаза, взгляд в потолок и наушники, надетые скорее для вида. Часто он пропускал момент, когда музыка заканчивалась.
И уж конечно, он никому не рассказывал о ядерной зиме. В этом больше не было необходимости. С каждым днем становилось все холоднее и темнее. Небо от края до края давно было затянуто темными облаками, которые становились все менее прозрачными даже в полдень. Все, что осталось от солнца — это бледный контур, изредка проступавший светлым пятном на фоне свинцово-серых туч. Все реже и реже оно проглядывало сквозь их плотный покров, чтобы на девятый день от начала катастрофы окончательно скрыться за черной пеленой.
Теперь «темное» и «светлое» времена суток можно стало различить лишь по температуре. Ночи были особенно морозными. В класс с превеликим трудом затащили печку-буржуйку, а старые окна без стеклопакетов заклеили плотной бумагой.
Ледяное дыхание надвигающейся зимы вселяло ужас, вместе с ним менялось и настроение толпы. Безразличие сменялось озлобленностью, равнодушие — бешенством. То и дело вспыхивали стычки, выраставшие из самых мелочных споров и заканчивавшиеся неожиданно острыми конфликтами. В лучшем случае все сводилось к грязной ругани, в худшем дело доходило до кулаков. Хотя нет. В самом худшем — наверняка до поножовщины и стрельбы. К счастью, Данилову повезло с соседями. Но почему-то, слыша, как люди, еще недавно бывшие культурными и вежливыми, осыпают друг друга матерной бранью и выбивают соседу зубы за косой взгляд в сторону чужой сумки, именно он чувствовал жгучий стыд.
В отличие от остальных, Александр не просто лежал и ждал развязки. Он думал. И какими бы вялыми и путанными ни были его мысли, они развивались в правильном направлении. Он размышлял о выживании, хотя сам еще не до конца понял, хочет ли жить.
Надо взглянуть правде в глаза. Он слаб и беспомощен, да еще и безоружен. Но даже если бы был вооружен, то чем компенсировать нехватку навыков владения стреляющими штуковинами? Как и любых других навыков, кроме узкоспециальных, академических.
В конце концов, в нем пятьдесят семь килограмм весу. А если рацион и дальше останется так же беден, то будет и того меньше. Он не умеет ориентироваться даже в незнакомом здании, чего уж говорить о городе или — кошмар — о лесе! Он не умеет готовить, если речь не идет о сублимированной лапше, он с трудом может забить гвоздь в доску, не загнав его перед этим в свою ладонь. Черт, да он и в походе ни разу не был, за грибами не ездил в сознательном возрасте.