— Их можно увидать, когда нет ветра, и пепел не идет, — голос отшельника стал тише. Таким рассказывают историю про "черную руку". Вот только Саше не было смешно. Он узнал знакомые нотки. Он видел таких людей. Они могли производить впечатление нормальных, но на самом деле напоминали балку, которую термиты выели изнутри.
Голос тезки легендарного комбрига изменился, стал сбивчивым. Взгляд то перебегал от предмета к предмету, то замирал. Теперь он походил на страдающего болезнью Альцгеймера. Да что говорить. Данилов видел такой взгляд в зеркале.
— Раньше я бы сказал: уголь горит, метан... — продолжил тот, кашлянув. — А теперь не буду. Я спускался туда. Это кажется, что сложно... Там не везде отвесно, есть участки, где склон совсем пологий. Можно пешочком сойти... Но если сверху сиганешь с разбегу, до дна долетишь целенький. Так она и сделала, дура. Как будто долго осталось... Я ее искал. Три дня угробил. Но там внизу под снегом слой пепла метр толщиной. Ни хера не нашел. Когда мое время подойдет, так же сделаю... Они ведь зовут. И тебя звали, да?
Саша не нашелся, что ответить.
— Можно чаю? — хриплым голосом попросил он. — В горле пересохло.
Он не соврал.
И пока Александр пил черный чай с тремя ложками сахара, стуча зубами о край кружки, старик с русским именем и немецкой фамилией все говорил и говорил. Если Данилов замкнулся в себе как в раковине, то у того долгое одиночество пробудило тягу к общению. Он рассказывал то о прежней жизни, то о первых неделях после катастрофы. К Провалу не возвращался, но парню казалось, что тот присутствует в его словах тенью.
Вдруг отшельник с силой хлопнул себя по лбу.
— Етицкая сила! Заговорился... Я ж идти собирался.
Данилов поразился. Этот человек действительно выжил из ума, раз оставляет чужака в своем доме, уходя черт знает насколько.
— За солью, — объяснил старик. — Схожу, пока распогодилось. Тут в районе Зенковского парка состав перевернулся. Соли до хрена. Притащу мешок, будет солонина. Утречком вернусь. А ты как хочешь. Я бы тебе предложил остаться на подольше, но место тут гиблое. Радиация это полдела. Еще этот пепел, продукты горения, диоксины всякие. Сейчас не замечаешь, а через год дуба дашь.
Александр молча кивнул. Он не разделял оптимизма насчет года, но и раньше времени на тот свет не собирался. Поэтому и не хотел пользоваться его гостеприимством долго. Саша не боялся, что солонину сделают из него, просто у него были другие планы. На этом человеке стояла печать смерти. Данилов знал, что если поищет, найдет и других, условно нормальных. Правда, нормальность и дружелюбие, он знал, связаны мало.