Сорок дней спустя (Доронин) - страница 73

Книга была пропуском, воротами в страшный мир, который походил на правду куда больше, чем глянцевая реальность телеэкранов.

Она вбивала глубоко в сознание простую идею: надо сделать все, что угодно, чтоб предотвратить это. Если надо, пролить реки крови, потому что иначе прольются моря. Запретить права человека как вредную идею, ставящую под угрозу право народа на существование. Расстрелять по подвалам под бодрую музыку сотню тысяч россиян (русскими их не называть), после того как у них будет отобрана общенародная собственность.

Как итог в мозгу Богданова всплыло более широкое обобщение: гуманизм — это индульгенция для человеческой подлости и трусости. Ведь если человек ставится в центр мироздания, из этого вытекает требование принимать его таким, какой он есть.

"Ах, я не виноват, простите меня. Это все обстоятельства" — сказал бы генерал Власов. Гуманизм предписывал щадить и сострадать. Заглянуть в нежную душу предателя, пытаясь понять, что заставило его стать таким, и найти оправдание. А правильные понятия требовали выбить ему мозги или выпустить кишки как рыбе, не рассуждая. Автор так и делал. Его отказ от гуманизма был не дешевыми понтами, не фрондой, а разрывом с лживой системой "общечеловеческих ценностей".

Вторая мысль после прочтения была необычной: "Издать бы это в Пиндостане миллионным тиражом". И раздавать бесплатно, в кампусах, на вербовочных пунктах, просто на улицах вылизанных городков и районов, где обитает средний класс. С рекламным слоганом "Russians take no prisoners". Чтоб кошмары снились. Чтоб по ночам являлся образ Страшного Русского с окровавленным ножом. Который если и берет пленных, то только для того, чтоб они умерли в страшных муках. Чтоб эти откормленные свиньи поняли, что, даже если победят Россию как систему, уничтожат государство и страну, найдутся те, кто придет к ним в их комфортный и благоустроенный свинарник. Для того чтоб делать с ними то, что полагается делать со свиньями, не считаясь с полом и возрастом.

Западная цивилизация запредельно жестока, и в своей глобальной экспансии давит народы и страны как каток, уморив в сотни раз больше людей, чем все образования на территории России вместе взятые. Но ее жестокость бездушно-холодная, а у нас она другая: скифская, монгольская, разудалая. Вспомнить, как Тарас Бульба пускает кровь полякам, не щадя даже младенцев... Такой становится незлобивая русская душа, когда ее припирают к стенке. И дело тут, как и странно, не в бездушии. Просто ценность человеческой жизни для нормального русского меркнет рядом с высшей правдой. А если он не щадит себя, что говорить о врагах и предателях?