Еще там был огромный глобус из желтого камня. Иван тогда провел пальцами по гладкому боку Земли. Названия городов, которых больше нет. Нью-Йорк, Мехико, Буэнос-Айрес, Сантьяго-де-Чили. Тверь, Бологое, Нижний Новгород. Москва. Магазин для путешественников, сказал Косолапый. Вернее, для тех, кто хочет почувствовать себя путешественником — сидя при этом дома.
Да, Москва…
Что-то не спешат москвичи на помощь к бордюрщикам, а? Иван хмыкнул. Еще бы.
После взятия Маяка прошло пять дней. Бордюрщики отбили все атаки Альянса и даже пытались контратаковать. Что они там орали в прошлый раз? Иван поморщился. «Царь Ахмет предлагает вам сдаться, питерцы! Тогда вас пощадят». Ага, держите карман шире. На самом деле — патовая ситуация. И еще чай, блин, закончился.
Иван отхлебнул еще, поставил кружку на пол. После трех дней боев команду отвели отдохнуть на Невский. Иван обмакнул галету в кружку, откусил кусок размокшей пластинки, начал жевать.
Кружка кипятка, крошечный кусок сахара и пара твердых, как мрамор, галет — главное солдатское лакомство.
А кому-то и этого не досталось. Иван снова вспомнил похоронную церемонию.
— Я нашел способ, — сказал Сазон.
Иван с усилием проглотил недожеванный кусок, повернулся к другу.
— Какой еще способ? — он даже не сразу сообразил, о чем Сазон говорит. В мыслях все еще было прощание с мертвыми — тела, обмотанные скотчем, минута молчания. Стаканы с сивухой, накрытые галетами. Иван хотел почесать лоб, но обнаружил, что в правой руке надкушенная галета. Почесал левой. — А! Ты про Площадь Восстания, что ли?
— Газовая атака, — сказал Сазонов.
— То есть?
— Смотри, Ван. Старые покрышки, например, подожжем. Поставим вентилятор помощнее, кинем провода до Гостинки — здесь короткий перегон, кабеля должно хватить. И вдуем им резинового дымка как следует. В одно интересное отверстие.
— У них же противогазы, — сказал Иван, еще не сообразив толком, что именно Сазон предлагает.
— Что, у всех?
Иван посмотрел на него почти с восхищением. Конечно, не у всех. Дай бог там десятка два противогазов на двести с лишним человек. Женщины, дети…
И тут до него наконец дошло.
Потравить газом. Вот черт.
— Ну ты и сволочь, Сазон, оказывается.
— Служу Приморскому Альянсу! — Сазонов поморщился. — Извини, Ван. Что-то я устал.
Иван кивнул. Все мы устали.
— Знаешь что, друг любезный, — сказал он. — Давай еще подумаем, а? — он услышал шаги, повернулся. — Гладыш, принес?
Пожилой диггер поставил корзину на пол. В ней лежали желтые теннисные мячики, старые, почерневшие от времени и потных ладоней. Кивнул. Плоское, изрезанное морщинами, как ножом, лицо Гладышева ничего не выражало. Скуку разве что.