— Я подумала, может ты, если это не нарушит твои планы.
— У меня не бывает планов, которые исключали бы присутствие кого-то из моей семьи.
Элинор чуть нахмурила лоб.
— Это потому, что ты абсолютно, доволен своей жизнью. Тебе легко с высоты своего величия быть великодушным. Ведь ты имеешь все, что хочешь, и тогда, когда хочешь.
Серые глаза спокойно глядели на нее довольно долго, так что она успела заметить в их глубинах нечто похожее на боль.
— Очень, поверхностное суждение, Элинор. На тебя это не похоже.
Пенелопа потянулась к ней и взяла за руку.
— Тетя Нелл борется за независимость, — по-детски серьезно заметила она. — Я думаю, ей нелегко.
Элинор вздохнула.
— Спасибо, Пип. — Взглянув на старшего брата, она улыбнулась. Уж он-то как раз не имел всего. Если бы три года назад, когда умерла Шарлотта, и он овдовел, рядом не было Пип, трудно сказать, как жил бы дальше Себастьян. Пережив утрату, он позвал своих неженатых братьев, сделал все возможное, чтобы вся его семья была рядом. Нет, Мельбурн имел, конечно, многое, но далеко не все. — Извини меня, Себастьян, — тихо сказала она. — Но ты мог бы немного облегчить мою жизнь.
— Знаю, дорогая. Но не имею такого намерения. Чтобы не начинать перебранку по поводу того, кто кому усложняет жизнь, приехав, домой, Элинор решила уйти к себе в спальню с книгой. Там она остановилась у окна. Она не могла представить себе Валентина, который бы увлекся чтением книги, когда манят к себе вечерние толпы на Бонд-стрит и в Гайд-парке.
Наверное, она могла бы попросить грума отвезти ее в любое место — в Лондонский зоопарк, например, или в Британский музей — хотя все это больше не казалось ей интересным. Что делает человек, которому хочется быть раскрепощенным и… хоть немного безнравственным?
Можно, конечно, снова поцеловать маркиза Деверилла. Элинор прикоснулась к губам пальцами. Она шесть лет мечтала о его поцелуе, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать. Тогда она была ребенком, а когда стала взрослеть, появились «правила». Друзьям ее братьев позволялось поболтать с ней, потанцевать, если это было уместно, но никогда не смотреть на нее как на женщину и никогда, ни при каких обстоятельствах не целовать.
Деверилл, очевидно, знал правила, но, тем не менее, сделал это. И, Боже милостивый, что это был за поцелуй! Ее целовали и раньше — в тех редких случаях, когда какому-нибудь повесе или поклоннику удавалось ненадолго остаться с ней наедине. Но ни разу она не испытала при этом такого потрясения. Конечно, она никогда еще никем не была так увлечена, как Валентином Корбеттом.