У него было пухлое лицо бухгалтера со стажем и пальчики-сардельки. Я слышал, что как раз из бухгалтеров он в налоговую полицию и пришел.
— Познакомься, Женя, это старший следователь по особо важным делам товарищ Мартынов. — Бобров показал на человека — «ежика».
— Да мы знакомы, — хмыкнул я.
— Он сидел тихо, как партизан, — пояснил Мартынов. — И ему даже в голову не пришло сказать нам, кто он такой.
— Он не мог себе этого позволить, — примирительно объяснил Бобров. — Секретность операции была такова, что мы, как видите, даже вынуждены были взять человека из регионального управления, который никогда прежде не светился в столице.
— Кого вы разрабатывали? Самсонова?
— Да.
— Что у вас на него?
Бобров замялся. Мартынов вздохнул.
— Нам все равно придется контактировать с вами, — сказал он. — Иначе мы не продвинемся ни на шаг и будем только мешать друг другу.
— Через Самсонова проходили большие суммы денег, — прояснил ситуацию Бобров, поразмыслив.
— Неучтенка? Черный нал?
— Да. Большие суммы. Полмиллиона долларов в год, не меньше. Когда стало ясно, что есть повод заняться Самсоновым, решили внедрить к нему нашего человека.
— Смысл?
— Обычно мы подобные операций с таким тщанием не готовим. Но здесь особый случай. Самсонов — это не просто какой-то предприниматель и не зарвавшийся банкиришка. Этот человек у всех на виду, и, если бы мы сплоховали, нас размазали бы по стенке.
— Кто?
— Все, — невесело усмехнулся Бобров. — Начальство, власти, пресса, да те же самые телезрители. Привлечь Самсонова к ответственности можно было, только имея на руках стопроцентно неопровержимые доказательства. Мы разрабатывали внешний круг знакомых Самсонова, а вот он, — кивок в мою сторону, — постигал потихоньку кухню изнутри.
Мартынов с интересом посмотрел на меня.
— Ну и как? — осведомился он. — Накопал что-нибудь?
Я кивнул.
— И Самсонов действительно крутил наличку?
Я снова кивнул.
— На чем же он зарабатывал?
— Скрытая реклама, — пояснил я. — Большая часть денег шла мимо кассы.
Мартынов вздохнул.
— Ребята, я вдруг почувствовал, что начинаю, вас тихо ненавидеть.
— За что? — изумился Бобров.
— За то, что вы рассказываете мне гадости о человеке, которого любили миллионы.
Он и сам наверное, был одним из этих людей. Бобров пожал плечами
— Видишь человека, привыкаешь к нему, веришь, а потом вдруг выясняется, что он такой же, как все, что в шуры-муры играл.
— Шуры-муры — это говорят не про деньги, — флегматично поправил Бобров. — Это про любовь.
— Ну, про любовь, — буркнул Мартынов. — Его ведь действительно любили.
Помолчали. Я наблюдал за Мартыновым и видел, как медленно он возвращается к действительности из страны печалей и грез.