Я открыла рот, пытаясь что-то сказать, но не смогла. Я протянула к нему руку — рука моя была ледяной и мелко дрожала. Я чувствовала, как из моих глаз текут слезы. Господи, я опять плачу!
Самаэль тоже замер. Потом издал непонятный звук, метнулся ко мне и, схватив за плечи, уставился в мое лицо.
— Тебе было очень больно? — наконец произнес он, очень тихо, так тихо, что я едва его расслышала. — Тогда? Когда меня у тебя забрали?
Я смогла только кивнуть. А он вдруг опустился передо мной на колени и, обхватив меня своими могучими руками, прижался лицом к моему животу. Крылья его поднялись, устроив небольшой ураганчик — что-то посыпалось с полок, мои волосы взметнулись — а потом с шумом упали вниз.
Я опустила руку ему на голову, впервые касаясь своего сына, и погладила. Кудри у него были мои, такие же мягкие, густые и шелковистые на ощупь. Самаэль поднял ко мне лицо, в глазах его стояли слезы. Мой мальчик! Нет, мужчина, могучий, сильный, взрослый — я выглядела сущей девчонкой рядом с ним — мой сын плакал. Я нагнулась и поцеловала его в лоб. Он схватил мои руки и прижал к губам.
Я погладила его лицо, потом положила руки на плечи и потянула вверх. Он поднялся. Высоченный, как и его отец! Я посмотрела вверх и улыбнулась. Внезапно — раз — и Самаэль принял человеческую форму. И все равно он был очень высок.
— Спасибо, — голос ко мне возвращался с трудом, — мне не нужно теперь так сильно задирать голову.
Он звонко расхохотался, а потом обнял меня и крепко прижал к себе, а я обняла его.
— Ты мне должен все рассказать, — проговорила я, улыбаясь, и все еще плача. — Как ты рос, с кем дружил, в какие игрушки играл. Ой. Извини! А в Аду бывают обычные игрушки?
— Играл с чертями. Был сущим наказанием для отца. Дразнил деда, задирал дядьев, получал тумаки. Давал сдачи, — он белозубо улыбнулся. — Я никогда не был в человеческом мире, но я знаю, что все мальчишки растут точно так же. Но, — улыбка исчезла, — у меня не было мамы.
— У тебя есть и всегда была Зофира, Самаэль.
— Да. Она хорошая. Но я всегда знал, что моя настоящая мама — человек. Леди Мирослава Килби. Возлюбленная отца. И самая лучшая девушка на свете!
— Это кто же тебе такое сказал? — Я прикусила губу, чтобы снова не зарыдать.
— Отец, кто же еще! — удивился Самаэль. — И Ариэль. Но Ариэль тебя знала мало, а вот отец мне о тебе рассказывал часами. Я знаю все про твои шалости, мама!
Он снова смеялся. А в моей голове все еще звучало слово «мама», и я опять заплакала. Мой сын достал откуда-то носовой платок и начал утирать мне слезы. Ну и как я могла перестать плакать?