Его глаза хищно сощурились. Он даже не пытался от меня скрыть потаенного смысла своей фразы.
— Нет. Это ты мне скажи, — я набрала побольше воздуха, внутри что-то заклокотало. — Люциан! Заклинаю тебя! Скажи. Где. Наш. Сын!
Несколько секунд он просто глядел на меня. До него еще не дошло. И я увидела этот момент. Ведь я назвала его по имени. Первый раз за эту долгую ночь, с тех пор, как он вернул мне способность говорить. Произнесла имя, которое в этой реальности могла знать лишь я.
Он отшатнулся.
— Люциан? — я говорила все тише, одолженная сила иссякала. Я облизнула губы. — Пожалуйста… Он жив? Здоров?
Некоторое время он сидел неподвижно. Словно статуя. Потом его взгляд метнулся ко мне. Обежал с головы до ног. Рука его приподнялась. Губы шевельнулись. Потом до меня донесся голос. Тихий и неуверенный. Это у него-то?
— Мири?
Он смотрел мне в глаза, и все было в этом взгляде: боль, страдание, ужас. И над всем этим — понимание.
Я прикрыла глаза. Когда я их вновь открыла, Люциан стоял рядом. На коленях. Рука его коснулась моей шеи. Легко-легко, будто крылья бабочки. Потом чуть сильнее — на пульсе. Скользнула ниже, обводя контуры моего тела. Уже не отстраненно. И столько чувства было в этом касании, что слезы потекли из моих глаз. Кровавые. Во мне еще оставалось достаточно крови, чтобы плакать. По нему, по нам.
— Я…
— Не надо ничего говорить. Тебе больно… — голос его сорвался. Он закашлялся.
— Нет… Я скажу… Я рада, любимый… Я так рада, что ты жив, Люциан!
Сил почти не оставалось. Перед глазами темнело. Голова кружилась. Я потянулась к Люциану рукой. Рука упала. Он перехватил ее, переплетая свои пальцы с моими, и сжал.
— Не… откажи… мне…
— Все, что хочешь, Мири! Обещаю.
— Убей меня… я больше… не могу… прекрати это… одним махом. Ты можешь.
— Нет! — я увидела, как задергалась жилка на мощной шее.
— Я… не хочу… долгой агонии… Coup de grace…[1]
Он осторожно просунул руку мне под спину и поднял мое ослабевшее тело к себе на колени.
— Мири! Ох, Мири… — он прижимал меня к себе, уткнувшись лицом в мои волосы, и покачивался.
— Я, правда, не знаю… своего истинного… имени. Я его… никогда… не знала, Люциан! Верь мне!
— Я верю, маленькая. Верю… Да и неважно это. Но почему? — он оторвался от моих волос и заглянул мне в лицо. — Почему ты не дала мне знать раньше? Ты… Ты так изменилась… Я не узнал тебя. Я… О Боже! Я думал, ты умерла, Мири! Я видел твое тело. Я же сам тебя похоронил…
Люциан, обращающийся к Богу — какая ирония! В другой раз я бы долго хохотала. Но не сейчас.
Лицо Люциана, и без того бледное и осунувшееся, помрачнело.