Доната потянула его прочь.
— Мне тоже неприятны такие обитатели ночлежек. Ведь у нас, по существу, нет людей, которым только и осталось, что побираться. Но с другой стороны, они все же вызывают у меня угрызения совести. Потому что сами мы так хорошо обеспечены.
— О чем говорил с тобой Миттермайер?
— А, чепуха.
Теперь остановился уже Тобиас.
— Неужели ты не можешь ответить мне нормально? — резко спросил он.
Зеленые глаза Донаты сверкнули.
— Будь добр переменить тон!
Тобиас с явным усилием заговорил тише.
— Этот человек меня оскорбил, а ты, вместо того чтобы меня защитить, просто проглатываешь его хамство. Ты стояла перед ним как школьница и, вместо того чтобы дать ему энергичный отпор, слушала, как он меня поносит, — и не говори, что он этого не делал!
— Миттермайер играет главные роли в строительном деле. Я, правда, еще ни разу не получала от него заказов и, наверное, не получу, но все равно он — важная персона.
— Но это ведь не дает ему права чернить меня.
— Он этого и не делал, любимый.
— А что же он делал?
Она снова двинулась по проходу.
— Он предупреждал меня от таких шагов, которые могут привести к краху фирмы.
Он снова заговорил громче:
— То есть предупреждал, что причиной краха могу стать я, так?
— Тобиас, — ответила она, — я ради тебя испортила отношения с Артуром Штольце. Это совершенно определенно не было твоей виной. Но это произошло. Теперь я не могу ради тебя цапаться еще и с Миттермайером. Наверняка не только ему, но и многим другим ты — или, скажем, наша связь — как бельмо на глазу.
— И что же имеют против меня эти старые хрычи?
— Они именно таковы — старые хрычи. А в тебе они видят молодца, вполне способного увести у них из-под носа пару-другую хорошеньких кошечек-фифочек, на которых им приходится тратить кучу денег, чтобы держать их у себя под крылом. Кроме того, ты посмел очаровать такую зрелую женщину, как я. Они подозревают, что ты грабастаешь монеты за то самое, за что они вынуждены платить.
— Но я же так вовсе не поступаю.
— Да, только им-то это неизвестно.
Они приблизились к отделанному кафелем коридору, ведущему в подвальное помещение, и спустились вниз.
— Ты поставила меня в невыносимое положение, — пожаловался он.
— Я — тебя? — Она невольно рассмеялась.
— Люди подумают, что ты меня содержишь.
— Не подумают, если ты будешь стараться на работе, не станешь ездить на шикарной машине и жить в роскошной квартире на верхнем этаже с выходом на плоскую крышу.
— Ты не понимаешь меня, Доната.
— Понимаю, и очень даже хорошо. Мы оба сидим в одной клетке. Но так ли уж важно, что именно думают о нас другие, раз мы вместе счастливы?