Условие поездки: ехать в сопровождении.
Потягивая «Курвуазье» и нежась в пиджаках на февральском хостинском солнышке, мы и поджидали это сопровождение.
Я тщетно ждал, что длинный заведет разговор об условиях выкупа микропленок, записанных в Тунисе. Равнодушие к их существованию означало одно: на какой стол их ни положи, с какого-то, поставленного ещё выше, немедленно придет приказ стереть их содержание. Уж не от Виктора ли Ивановича? Милика-то Тумгоев знал…
Естественно, возникал вопрос: взамен чего тогда оказывалось содействие в походе на Грозный? В мертвый город, как назвал его длинный.
Из-за раны в правой ноге, лежавшей на левой, задранной на ажурные перила, за которыми море теперь меняло цвет на бирюзовый с желтой подпалиной по горизонту, мне не удалось встать достаточно проворно. Пока я разбирался с ногами, хватался за набалдашник палки и выдавливался из кресла, стремительно вошедшая женщина в черном успела спросить Тумгоева:
— Это что за инвалид рассиживается, братик? А где тот человек?
Когда я встал, она повернулась. Огромные глазищи, высокие скулы, немного выпуклый нос, мелкие уши под зачесанными с висков и лба черными прямыми волосами. На чуть суховатых губах, лишенных косметики, — легкая улыбка. Огромные золотые серьги в форме змеи, заглатывающей собственный хвост, сверкали на мочках точно так же, как в холле гостиницы «Гасдрубал-Таласса». Только серой кошки с задранным от восторга хвостом не хватало.
Глава тринадцатая
Три обманщика
1
Кошка нашлась. Она грелась на солнышке под открытым окном в салоне виллы, куда меня привез молчаливый кавказский человек на пахнувшем новой обивкой «Бэ-Эм-Вэ Икс-5 Ле Ман». Жирный рыжий кот, высматривая тунисскую диву, дергал тощим хвостом, сидя на спинке лавки-дивана. Я завалился на этот диван с ногами, смежил веки и попытался вздремнуть.
Большей телесной и душевной изношенности я, наверное, ещё никогда не чувствовал.
Три длинных недели мне приходилось действовать вне привычного окружения, и, наверное, поэтому мой инстинкт выживания, словно компьютер, сглотнувший вирус, реагировал либо неопределенно, либо вообще никак. Испытанные практикой навыки плохо срабатывали, мне словно бы не хватало деталей для оценки обстановки. После провала в Краснодаре по мелочи — надо же, на «четверке» оказались разные номера! — меня не покидало ощущение, что я что-то зеваю, пропускаю, не вижу и не понимаю. Дважды хватался за оружие — на шоссе у Орла и утром в ювелирной лавке — без оправданной надобности. А появление Заиры Тумгоевой совсем уж подорвало, скажем так, мое моральное состояние.