— Смертельно опасно, — сказал Нагоев.
— Давайте договариваться, — ответил Шлайн. — Сколько, когда и где.
Пайзулла Нагоев достал из жилетного кармашка визитную карточку в половинку обычного формата, чиркнул несколько цифр на оборотной стороне тонким карандашиком и двинул по серо-оливковой скатерти, пошедшей морщинами. За карточкой последовали и севастьяновские фотографии.
— Это стоимость коктейля из пунктов первый, третий и седьмой.
Ефим Шлайн сделал усилие, чтобы ответить согласием не слишком быстро. Коллега работал по откровенно демпинговым ценам. А что следовало ожидать? Допустим, этот Нагоев имеет ранг полковника, как и он, Шлайн. Четыре с половиной тысячи рублей в месяц жалованья. Сто пятьдесят американских долларов. Пятерка в день.
Пятерка в день. Шлайн и Нагоев стоили десять долларов в сутки на двоих. Возможно, Шемякин и прав: убраться в отставку и открыть частную биржу по подбору швейцаров-вышибал для кафе и ресторанов…
Скрепляя договоренность, которая с этого момента превращалась в преступный сговор двух должностных лиц, Ефим Шлайн сказал:
— Согласен. Начинаем через три дня. Откуда?
— С другого конца Кавказа и у другого моря, Каспийского. Махачкала. Доберетесь?
— Подходит.
— Гостиница «Ленинград». В центре города. Вы приезжаете и размещаетесь. Через полчаса после вашего появления я позвоню в номер. Предоплату, которая указана на визитке, произведете в сбербанк в Петербурге. К моменту вашего появления в Махачкале сумме полагается прийти на счет.
— Диктуйте реквизиты счета, я записываю…
Через три дня в Махачкале на бульваре Ленинского проспекта против высотной гостиницы «Ленинград», осаждаемой тараканами, Ефим Шлайн погрузил свое оборудование в «Волгу» с ржавыми бамперами и приборной панелью без датчиков, за рулем которой сидел Пайзулла Нагоев.
Еще в Адлере Шлайн ощутил нарастающий дискомфорт из-за недостатка простора для движения. Тесное кресло в Ту-154, пока летел из Москвы, потом такси, в котором колени несколько часов упирались в спинку переднего сиденья, снова такси в Новороссийске, сидение в «Морском еже»…
Тогда, в Новороссийске, Ефим с удовольствием прошелся от пирса, над которым возвышалась стеклянная башня ресторана, несколько сот метров до ворот в высокой решетке, отгораживающей причалы от города. Выйдя на просторную площадь, он порысил по ней минут пять, любуясь дореволюционной постройки зданиями морского ведомства.
И в конце пробежки, прокручивая в памяти услышанное и увиденное в «Морском еже», подумал, что чеченцев в органы не брали. Никогда.
…Теперь, спустя неделю после Новороссийска, между компостными кучами, Ефим Шлайн испытывал ту же «кавказскую некомфортность» от недостатка движения в виду манившего прогуляться классического пейзажа с ручейком, редкими деревцами, тонким снежным покровом на фоне великолепных горных кряжей. Приходилось изображать бревно. «Никаких разминок, никаких потягушек даже на боку или животе», — велел Нагоев.