– Кстати, – я повертел в руках серебряный кубок, – скажите уж, что вы пытались мне внушить.
Губы хозяина замка искривились.
– Мне хотелось, чтобы вы перестали видеть траву зеленой. Хотелось, чтобы вы увидели ее красной.
– Ну это можно сделать проще. Например, дать мне цветное стекло.
– Хорошая мысль, – согласился граф.
– Но трава тем не менее останется зеленой, – заметил я.
– Значит, по-вашему, высказывание: «Трава – зеленая» – это истина?
– Само собой.
– А ночью, – проникновенно глядя мне в глаза, спросил дон Альфаро, – скажите, Андрэ, какого она цвета ночью?
Я вспомнил, что нам говорили в школе на уроке физики, в шестом или седьмом классе. Трава, вещал нам физик, на самом деле, не зеленая. Она кажется нам зеленой, потому что солнечный свет отражается от нее именно так, а не иначе, а наши глаза устроены таким образом, что воспринимают отражаемый свет как «зеленый». На самом же деле ничто в этом мире – ничто – не имеет собственного цвета. «Кажется» – вот подходящее слово. Но я промолчал.
Альфаро, решивший, что мне нечего ответить на его последний аргумент, продолжал:
– Я всего лишь хотел показать вам на этом простом примере, что Истина не имеет ровным счетом никакого отношения к нашему реальному миру. Впрочем, я вижу, что уже утомил вас своими философствованиями. Значит, наша беседа и наш ужин подошли к концу. Мигель!
Он дважды хлопнул в ладоши. То есть… один раз.
Второй раз хлопнуть он не успел. Я перевернул стол, погребя дражайшего графа под винами и тарелками.
На секунду или две Альфаро оказался беспомощен. Полагаю, в эти мгновения я мог бы достать его ножом, но не успел. Проклятый пес прыгнул на меня и сшиб с ног. Мне удалось ухватить зверюгу за челюсть, но даже железных мускулов Андрэ де Мон-геля было недостаточно, чтобы долго сдерживать Раура. Жаркое, смрадное дыхание пса обдавало мне кожу, а оскаленная, брызжущая пеной пасть постепенно приближалась к моему лицу… И тут я всадил ему в шею серебряный нож. Из горла пса вырвалось что-то напоминающее хрипение… Это было последнее, что я помню, потому что в следующий миг башмак кого-то из двуногих псов графа Альфаро ударил меня в висок. И наступила тьма.
…Когда я очнулся – судя по всему, я побыл в забытьи недолго – меня окружали солдаты, а сам граф Альфаро следил, как слуга очищает его кафтан от соуса и жира.
Рядом с ним в луже крови лежал пес. Раур был еще жив. Тщетно он пытался подползти или хотя бы поймать взгляд того, кому так преданно служил при жизни и за кого отдал саму жизнь. Графа он уже не интересовал. Графа Альфаро гораздо больше беспокоила сохранность собственного кафтана.