Чуть замешкавшись, Алёна не успела вовремя увернуться от очередного удара, и палка яростно саданула её по бедру. Ну и силушка у этого «божьего одуванчика», да на ней впору воду возить!
— Вот погоди, сучка, погоди, — не унималась старуха. — Сейчас милиционеров позову. Они тебе, гадина бесстыжая, покажут кузькину мать! Попрошу их за все мои страдания отделать тебя так, чтобы мать родная не узнала… А мать-то, наверное, такая же блядь. Яблочко от яблочка недалеко падает… Эх, жив бы был Иосиф Виссарионович, он вас всех…
— Вы меня с кем-то перепутали, — попробовала было вступить в переговоры Алёна, но очередной удар убедил её в бесплодности подобных попыток. Надо было действовать иначе и немедленно, пока ей не раскроили этой дубиной череп.
Собравшись, Алёна резко, всем телом бросилась вперёд, на старуху. Ей удалось свалить старую каргу на землю, но и сама она не удержалась на ногах и рухнула вслед, распластавшись поверх своей мучительницы. Та взвыла точно её резали живьём и в порыве праведного гнева впилась зубами Алёне в грудь возле соска.
Такое не привидится и в кошмарном сне! Алёна принялась изо всех сил молотить старуху по лицу. Наконец та разжала челюсти, и Алёна, вскочив на ноги, припустилась прочь. Вдогонку ей неслись угрозы и вопли полоумной ведьмы…
Остаток дня Алёна провела, как в угаре. Куда-то брела, от кого-то скрывалась, жевала какие-то грибы, ягоды. А когда стемнело, вновь пошла к шоссе. Наломав веток, кое-как прикрыла ими свою наготу и, выйдя на обочину, стала голосовать.
Несколько машин промчалось мимо, не снижая скорости; одна было затормозила, но затем, заподозрив, верно, неладное, шеф вновь дал газа. И лишь минут через двадцать рядом с ней остановился грузовик, дверца которого гостеприимно распахнулась. В кабине зажёгся свет.
За баранкой сидел трудяга лет сорока пяти с открытой, простодушной физиономией и приятной, хотя несколько грубоватой внешностью. На нём были джинсы и мятая байковая рубашка в клетку. Закатанные выше локтя рукава оставляли открытыми мощные мускулистые руки. Постукивая ребром ладони по баранке, он долго всматривался в Алёну. Не выдержав взгляда его прищуренных глаз, она потупила взор и стала разглядывать асфальт у себя под ногами.
— Чего надо-то? — спросил наконец водила.
— Меня… На меня напали, — не поднимая глаз, выдавила из себя Алёна. — Вы не подбросите меня до города?
— Подбросить, говоришь? — мужик криво усмехнулся. — Ну а деньжата у тебя имеются?
— У меня всё отобрали… Ничего нет.
— Нет, говоришь? А как же с оплатой? — водила снова усмехнулся и пытливо посмотрел на Алёну. Потом, увидев, как она сникла, смилостивился. — Ну ладно, садись, чего уж. Не бросать же тебя здесь.