Иерусалимские гарики (Губерман) - страница 35

На первую страницу
Живу среди своих, а с остальными –
общаюсь, молчаливо признавая,
что можно жить печалями иными,
иную боль и грусть переживая.
Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,
судьба нас утешает из пространства
то радостью от завтрашней удачи,
то хмелем послезавтрашнего пьянства.
Идея прямо в душу проникает,
идея – это праздник искушения,
идея – это то, что возникает
в уме, который жаждет орошения.
И детские грёзы греховные,
и мудрая горечь облезлых –
куют нам те цепи духовные,
которые крепче железных.
Дав дух и свет любой бездарности,
Бог молча сверху смотрит гневно,
как чёрный грех неблагодарности
мы источаем ежедневно.
Масштабность и значительность задач,
огромность затевающихся дел –
заметней по размаху неудач,
которые в итоге потерпел.
В толкучке, хаосе и шуме,
в хитросплетеньи отношений
любая длительность раздумий
чревата глупостью решений.
Всё в жизни потаённо, что всерьёз,
а наша суета судеб случайных –
лишь пена волн и пыль из-под колес,
лишь искры от костра процессов тайных.
Я плавал в море, знаю сушу,
я видел свет и трогал тьму;
не грех уродует нам душу,
а вожделение к нему.
Размазни, разгильдяи, тетери –
безусловно любезны Творцу:
их уроны, утраты, потери
им на пользу идут и к лицу.
Вера быть профессией не может,
ласточке не родственен петух,
ибо правят должность клерки Божьи,
а в конторе – служба, а не дух.
В извилистых изгибах бытия
я часто лбом на стену клал печать,
всегда чуть не хватало мне чутья,
чтоб ангела от беса отличать.
Нрав у Творца, конечно, крут,
но полон блага дух Господний,
и нас не он обрёк на труд,
а педагог из преисподней.
Увы, рассудком не постичь,
но всем дано познать в итоге,
какую чушь, фуфло и дичь
несли при жизни мы о Боге.
Сметая наши судьбы, словно сор,
не думая о тех, кто обречён,
безумный гениальный режиссёр
всё время новой пьесой увлечён.
Я вдруг почувствовал сегодня –
и почернело небо синее, –
как тяжела рука Господня,
когда карает за уныние.
Три фрукта варятся в компоте,
где плещет жизни кутерьма:
судьба души, фортуна плоти
и приключения ума.
Наш век успел довольно много,
он мир прозрением потряс:
мы – зря надеялись на Бога,
а Бог – Напрасно верил в нас.
Печальный зритель жутких сцен,
то лживо-ханжеских, то честных,
Бог бесконечно выше стен
вокруг земных религий местных.
Недюжинного юмора запас
использовав на замыслы лихие,
Бог вылепил Вселенную и нас
из хаоса, абсурда и стихии.
А жить порой невмоготу –
от угрызений, от сомнений,
от боли видеть наготу
своих ничтожных вожделений.
Сурово относясь к деяньям грешным
(и женщины к ним падки, и мужчины), –
суди, Господь, по признакам не внешним,
а взвешивай мотивы и причины.
Следующая страница