О спасении больше никто и не заикался. Да и вообще мы почти не разговаривали. Под тяжестью ветра люди прилипли к поверхности айсберга, точно мухи к липучке, а снег накапливался вокруг нас и замерзал. Ежедневная доставка получаемой у Бланда провизии стала сложным делом. Во время шторма мы потеряли одного человека. Он отправился с двумя другими и больше не вернулся.
Шесть бесконечных дней мы лежали, оцепенев от стужи и голода, в палатках, засыпанных снегом со льдом, в тесноте и грязи. На шестой день ветер стих… Люди, вернувшиеся от Бланда, пожаловались на скудность выданного им провианта. Бономи шепнул им, что пищи в нижнем лагере было еще много, и его слова вызвали общее возмущение.
— Настал момент, которого мы ждали, — прошептал Хоу, отозвав меня в сторону.
— Если их вести в таком состоянии, — сказал я, — они разграбят все припасы. Четыре человека, пусть они даже едят вволю, все же не уничтожат весь провиант, предназначенный для сорока с лишним человек.
— Это тот случай, которого мы ждали, — настаивал Хоу. Его глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели.
— Нет, — отрезал я и стал спускаться по уступу.
У баррикады из смерзшегося снега, обозначающей границу между двумя лагерями, стоял Бономи.
— Мне нужно поговорить с Бландом, — сказал я.
Он приложил палец к губам.
— Сначала мне надо с вами поговорить.
— Что случилось? — спросил я. Говорить с ним у меня не было желания.
— Я твердо убежден: Бланд проявляет беспокойство. Ваксдаль и Келлер начинают догадываться, кто убил Нордаля и протаранил ваше судно. Эрик велел им заткнуться. Один раз даже ударил Келлера. А сейчас сидит мрачный… Думаю, теперь ему не до сладкого сна.
— Это правда, Бономи? — строго спросил я.
— Нечего и говорить об этом, если это неправда. Говорю вам, Бланд все больше боится. Эрик все время надеялся, что айсберг вырвется из пака. Но теперь на этот счет у него уже нет никаких иллюзий. Думаю, Бланд скоро покинет лагерь. Продуктов осталось только на двадцать пять дней, а сокращать рацион он больше не осмелится.
— Идите и скажите ему, что мне нужно с ним поговорить.
Бланд поднялся ко мне по склону, я увидел, что его самоуверенность пропала. Он выглядел сытым, но глаза ввалились.
— Ну? — промолвил он, пытаясь приобрести прежнюю уверенность.
— Люди жалуются на рацион, — сказал я.
— Ну и пусть себе жалуются.
— В вашем-то лагере уж наверняка нет никакого ограничения в еде, — последовал мой упрек.
— А зачем ему быть? — сказал Бланд. — Они ведь сами сделали выбор.
— Люди становятся отчаянными, — предупредил я его. — Если вы не будете осторожны, они нападут на припасы и захватят их. Вы понимаете, что это значит, не так ли, Бланд?