Когда я наконец вновь обретаю голос, то даже мне самой он кажется безжизненным.
– Ты ошибаешься. Я жалею о том, что вообще родилась на свет. Ты не знаешь этого… но я беременна. И теперь впервые с тех пор, как узнала это, я задумываюсь над тем, а стоит ли приносить этого ребенка в мир. Я чувствую себя грязной, зараженной. Как будто я никогда не смогу изгнать из себя твой яд.
Он опускает ружье и подходит ко мне на шаг. Глаза его сияют.
– Ты беременна?
– Да.
– Мальчик или девочка?
– Понятия не имею.
Он делает жест, как будто хочет взять меня за руку. Я отшатываюсь.
– Спокойнее, девочка. Кто отец?
– Этого ты никогда не узнаешь.
– Не говори так. Успокойся. В тебе больше от меня, чем ты думаешь.
– Что ты имеешь в виду?
Снова на его губах появляется многозначительная понимающая улыбка. Как у мужчины, знающего некую важную тайну.
– Я мог бы быть твоим отцом, Кэтрин. Ты понимаешь это?
При этих его словах я теряю последние остатки самообладания. Мне кажется, что на меня снисходит вечное, огромное ничто, и я растворяюсь в нем без следа. Лицо деда раскраснелось. Таким оно становится, когда он охотится на диких зверей на острове.
– Люк все время проводил на острове, – говорит он, – преследуя эту негритянскую девчонку, Луизу. А твоя мать только и делала, что спала в своей комнате, наглотавшись таблеток Люка. – Он медленно и задумчиво кивает головой. – Теперь ты понимаешь?
На его лице написано выражение абсолютного и полного торжества. Это триумф охотника, стоящего над телом поверженного зверя. Он сунул мне в сердце нож, повернул его и сломал рукоятку. Он наслаждается болью, которая написана у меня на лице, как делал, наверное, все эти годы. Первобытная радость в его глазах возвращает меня к реальности, и при этом меня с головой захлестывает такой ужас, какого я даже представить себе не могла.
– Это правда? – тоненьким голоском спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– На твоем месте я бы учитывал такую возможность и поразмыслил над ней, пока будешь строить планы своего общения с окружным прокурором.
Я медленно отступаю от него, слепо нашаривая за спиной дверную ручку.
– И если ты надеешься, что Пирли подтвердит хоть что-нибудь из твоих домыслов, забудь об этом. Она никогда не станет давать показания в суде.
Пальцы мои смыкаются вокруг рукоятки из желтой меди.
– Почему?
– Потому что ей известен порядок вещей. Ты, конечно, можешь заставить ее расчувствоваться из-за всякой ерунды, но она ни слова не скажет против меня. Пирли знает свое место, Кэт. Точно так же, как и все ниггеры на острове. Твои предки хорошо их выдрессировали, а я закрепил преподанный урок. – Он подходит к буфету и наливает в бокал немного виски. – И ты тоже знаешь свое место, милая. В глубине души ты прекрасно осознаешь его.