– Ты никому не скажешь, что это я тебе рассказала? – спрашивает она.
– Ты же знаешь, что не расскажу.
– Доктор Киркланд поехал в Вашингтон.
– Город Вашингтон, штат Миссисипи?
Вашингтон – маленький городок примерно в пяти милях к востоку от Натчеса, и одно время он считался территориальной столицей Миссисипи.
Пирли презрительно фыркает.
– Доктор Киркланд не потратил бы и пяти минут, чтобы съездить туда, разве только чтобы прикупить строевой лес.
– Тогда где же он?
– Вашингтон, округ Колумбия, девочка моя. Теперь он часто там бывает. Думаю, он знаком с самим президентом или еще с кем-нибудь в этом роде.
– Он и в самом деле знаком с президентом. Но он же не может ездить к нему на встречу. С кем он встречается?
– Я не могу сказать тебе того, чего не знаю сама. И вообще, думаю, этого не знает никто.
– Даже мама?
– Она ведет себя так, как будто ей ничего неизвестно. Ты же знаешь своего деда.
Мне хочется задать ей еще несколько вопросов, но Натриссе вовсе не обязательно слышать их. Я перевожу взгляд на девочку, которая пытается поймать одну из шелковых стрекоз, свисающих с потолка в углу комнаты. Пирли понимает меня без слов.
– Беги во двор и поиграй там немножко, Трейси.
Натрисса снова обиженно надувает губы.
– Вы обещали мне шоколадную бомбочку, если я буду себя хорошо вести.
Я смеюсь, несмотря на снедающее меня нетерпение.
– Она много раз обещала мне то же самое.
– И вы получали их? – совершенно серьезно интересуется Натрисса.
– Если вела себя хорошо, то получала.
– Что случалось не так уж часто, – замечает Пирли, делая шаг к Натриссе. – Если ты не отправишься играть сию же минуту, то не получишь вообще никакой бомбочки – ни шоколадной, ни какой-либо другой. А на ужин я приготовлю тебе брюссельскую капусту.
Натрисса корчит рожицу, а потом срывается с места и проскакивает мимо Пирли, которая уже подняла руку, чтобы отвесить ей подзатыльник. Я закрываю дверь. Пирли снова изучает ковер, в котором скрыты пятна крови.
– Кем тебе приходится Натрисса? Правнучкой?
Пирли смеется глубоким, рокочущим смехом.
– Праправнучкой.
Да, мне следовало сообразить это самой.
– Вот в чем проблема нынешних чернокожих людей, – заявляет Пирли. – Эти девчонки беременеют в двенадцать лет.
Я не верю своим ушам.
– Но ведь они не сами это делают, верно? Как насчет тех мужчин, которые оставляют их беременными?
Она пренебрежительно машет рукой.
– А-а, мужчины всегда остаются мужчинами, и не имеет значения, сколько шоу устроит Опра Уинфри о малолетних матерях-одиночках. Так что только старикам приходится рассказывать этим девчонкам, как следует себя вести. Но они сейчас и слышать ничего не хотят о церкви, эта нынешняя молодежь. М-да…