Последние слова я сказал резким тоном и демонстративно отодвинул чашку с кофе в сторону.
Джефф глубоко вздохнул и продолжил:
— В городе ходят слухи о группе линчевателей, и я боюсь, что они нацелились на Пэта.
Я изобразил на лице ухмылку, и он вздохнул, всем своим видом выражая разочарование. Он двинул стул назад, взял чашки и пожал плечами:
— Забудь, что я просил.
Я сразу же почувствовал себя скверно. Черт, я лишь хотел убедить друга в бесполезности своего вмешательства, а не отшить его. Я сделал еще одну попытку:
— Черт, Джефф, да не расстраивайся ты. Я же не сказал, что не помогу. Разве я это говорил?
По его лицу я ясно прочел, как сильно ему хочется послать меня подальше с моей помощью, но беспокойство за Пэта Янга пересилило его желание. Я видел эту борьбу и смятение в его глазах. Джефф расправил плечи:
— Ладно, все, я буду глубоко благодарен… за все, что ты сможешь сделать.
Я заставил его прыгать через обруч и пожалел об этом. Винил свое колено, винил священника, пристававшего ко мне, винил свое желание выпить, такое сильное, что хотелось завыть. Дело в том, что я веду себя паршиво значительно чаще, чем я готов признать. Поднявшись, я сказал, чтобы хоть немного разогнать тучи:
— Я сразу же этим займусь.
Джефф как-то странно на меня посмотрел:
— Ты когда-нибудь слышал о Пикинерах?
Я порылся в своих отрывочных знаниях истории Ирландии и отрапортовал:
— 1798 год, восстание… Это было какое-то тайное общество?
Он повернулся к бару:
— Пикинеры, которых я имею в виду, не история.
И ушел.
Когда я шел через площадь, выглянуло солнце. Даже немного теплее стало. Я сел у фонтана и постарался осмыслить те данные, которые имелись в моем распоряжении. Вне сомнения, я страдал от избытка информации. Попробовал составить список приоритетов. Вот что получилось:
торговец наркотиками
его умершая сестра
Синг
еще одна умершая студентка
еще одна книга?
попытка изнасилования
приятель Джеффа.
Пьяницы, собравшиеся у бывших общественных туалетов, громко веселились. После скандалов с педофилами туалеты снесли и заменили металлическими будками, за вход в которые следовало платить. Один забулдыга отделился от группы и приблизился ко мне. У него были на удивление рыжие волосы, два зуба и теплое черное пальто. На шее на французский манер повязана косынка. Она придавала алкашу молодцеватый вид. Он одарил меня обворожительной улыбкой, всем видом демонстрируя дружелюбие, и сказал:
— Добрый вам день, сэр.
Английский акцент с примесью Тайнсайда. Возможно, дело было в солнце, но гнев, который я лелеял, испарился. Я произнес: