— Тогда зачем с ним связываться?
На его лице отразился ужас, и он воскликнул:
— Да ты что, они ведь чистокровные. Ты же не отдашь лучшее, они так великолепно настроены. Поэтому лучше «харлея» нет ничего.
Сарай не был закрыт. Я открыл дверь и щелкнул выключателем. В центре стоял «харлей» в довольно плачевном состоянии. Я наклонился и взглянул на него спереди. Глубокие вмятины, на боку глина и грязь. Толстая покрышка колеса почти разодрана.
— Подглядываешь за мной, Джек?
Я выпрямился и повернулся к Джеффу. В правой руке он держал тяжелый гаечный ключ. Я бы не хотел анализировать, о чем в данный момент думал каждый из нас.
Я показал на мотоцикл:
— Ты попал в аварию?
Джефф выронил ключ — тот с противным звуком стукнулся о каменный пол — и двинулся ко мне. Но агрессивность испарилась. Он проговорил:
— Это не авария, да ты и сам знаешь.
Я пожалел, что бросил курить. Это определенно был подходящий момент для никотина. Сказал:
— Ты ведь мог его убить, Джефф.
Он кивнул, протянул левую руку к мотоциклу и почти нежно его коснулся:
— Я думал, что убил.
Я надеялся, что он будет все отрицать, а я, возможно, сделаю вид, что поверил. Я поинтересовался:
— Как ты его вычислил?
Джефф удивленно взглянул на меня и пояснил:
— У меня же паб, люди болтают. Пара стаканов виски за счет заведения — и ты знаешь все, что тебе нужно.
Затем он устало прислонился к мотоциклу и спросил:
— Ты сдашь меня?
Я уже хотел сказать, что это хобби его жены, но передумал и повернулся, чтобы уйти.
— Я сделаю вид, будто ты этого не говорил.
Джефф немного помолчал и произнес:
— Он это заслужил.
Мне нечего было сказать.
Даже самая хорошая погода
не в состоянии скрыть здесь хаос
и глубокую печаль, по мере того как
пасторальные сцены превращаются
в беспорядочные сельские развалины.
Я почти нюхом ощущал горькую
энергию перемен и неудач.
Я и сам, похоже, кувырком катился
вниз, от плохого к худшему,
от полубезработного частного
детектива к добропорядочному
гражданину и обратно вниз.
Джеймс Крамли.
«Последний приют»
Четыре недели промелькнули, слившись в боль, чувство вины, сожаление и смятение. Я все никак не мог забыть, как умерла моя мать. Одна, брошенная и испуганная. Я не пил, не баловался дурью, не курил. Эти три смертельных пристрастия постоянно терзали меня, я даже не могу понять, почему я не сдался. Я где-то слышал, что если тебе хочется изменить свою жизнь, свои привычки, ты должен начать с изменения своего поведения. Делай противоположное тому, что ты привык делать, и перемена наступит. Вот и я, вместо того чтобы продолжать собственное разрушение, занялся делом. Снова расспрашивал студентов, друзей и знакомых погибших девушек. Даже пил кофе с Ронаном Уоллом, надеялся что-нибудь из него выудить.