— Slainte amach. [Будьте всегда здоровы! (ирл.)]
— Leat fein. [Буду. (ирл.)]
Она деликатно отпила и заметила:
— Прекрасная вещь.
Мы с удовольствием немного помолчали, чувствуя себя вполне комфортно, потом я поинтересовался:
— Что вас беспокоит, миссис Бейли?
Она сложила руки на коленях и призналась:
— Они пытаются меня выжить. Эти строители, кредиторы, вся шайка-лейка. Я тону и боюсь, что все же придется «Бейли» продать.
Еще одно заведение в Голуэе, тонущее под наступлением прогресса. Все приличное, красивое, и да… старое должно быть уничтожено. Миссис Бейли спросила:
— Вы знаете, что они собираются срубить деревья на Эйр-сквер?
— Что?
— Говорят, они их заменят.
Она издала странный звук, будто ее душили, и добавила:
— Я этого не понимаю. Вы рубите здоровые деревья и заменяете их другими?
Старая женщина на мгновение потеряла дар речи, потом взорвалась:
— Это кощунство!
Я уловил запах creme de menthe. Разумеется, напиток сладкий, но в основе его крепкий алкоголь. У меня возникло непреодолимое желание перепрыгнуть через стойку, подставить рот под дуло и сосать до судного дня. Я вздрогнул, а миссис Бейли положила свою руку поверх моей руки, легко так, и проговорила:
— Замерзли, a mhic?
A mhic! По-ирландски это значило «сынок». В мои юные годы это слово приходилось слышать постоянно. В Кладе пожилые люди всё еще употребляют его. В нем есть симпатия и нежность, иногда звучит выговор, но злость — никогда. Я улыбнулся:
— Видно, дождь пойдет.
Миссис Бейли оглянулась. Уж не знаю, каких призраков она видела. У меня была своя собственная команда. Она сказала:
— Разумеется, они снесут дом, построят на его месте какое-нибудь чудище, но Бог милостив, я к тому времени уже упокоюсь. Вы ведь знаете, мистер Тейлор, можно пережить свое время, и это очень печально.
Я подумал о Синге, его «Дейдре — дочери печалей». Почему-то я постоянно вспоминал эту пьесу, тот отрывок из нее, который я отметил красным и выучил наизусть. В пьесе Дейдре причитает, согнувшись и раскачиваясь. Она говорит с умершими людьми напрямую, вспоминая те радости, которые она пережила вместе с ними при их жизни, и впадая в отчаяние, потому что их у нее больше нет. Это трогало меня так, как я и не ожидал. Странное ощущение, нелепое по существу, что драматург говорит со мной… возможно, пытаясь меня чему-то научить.
Вот этот отрывок:
Это вы трое не увидите, как наступает старость и придет смерть; вы, которые составляли мне компанию, когда огни на холмах были загашены и звезды были только нашими друзьями. Я верну свои мысли назад от той ночи — это так прискорбно за неимением жалости — ко времени, когда ваши палки и плащи служили для меня маленькой палаткой под сенью березы, на сухом камне; хотя с того дня мои собственные пальцы будут строить для меня палатку, распрямляя волосы, спутанные дождем.