Я вышел в сад. Светила бледная луна, и силуэты могучих платанов казались посеребренными. Тропинка вела к западному крылу, где размещались комнаты для прислуги, по большей части пустующие. Я обошел их, свернул на розовую аллею и, попетляв, вышел к широкой лестнице. Она вела в родовую усыпальницу графов де Сильва. Я спустился, толкнул тяжелую дверь и вошел.
Сам не знаю, зачем я это сделал. Может быть, вопреки здравому смыслу, надеялся, что мертвец восстанет из гроба и холодными губами шепнет своему сыну и наследнику хотя бы одно слово. Ведь верили же наши предки, что души людей, погибших насильственной смертью, не могут обрести покой, пока не наказан убийца. А в том, что здесь совершено преступление, я почти не сомневался. Слишком настороженно держалась мачеха, слишком печальна была Беатрис, а замок семьи де Кастильяно своей мрачной отрешенностью слишком напоминал огромный склеп.
В усыпальнице было темно, и я не стал зажигать свечу. Скользя рукой по стене, я медленно пошел внутрь, ступая бесшумно. Тишина окружала меня со всех сторон. Я повернулся туда, где смутно угадывался постамент с гробом.
«Я знаю, ты не хотел, чтобы я появлялся в этом доме, – мысленно произнес я, обращаясь к мертвецу, – но я здесь, и с этим уже ничего не поделаешь. Ты оставил мне в наследство не только фамильный замок, но и тайну твоей смерти. И я принял это наследство. Так что же случилось здесь, пока я скитался по морям, а Светлая Исабель ждала меня, заперев в сердце одинокие слезы? Кто эта женщина, которая заняла место моей матери? Ты любил ее? Или ты вообще не знал этого слова? Неужели и при жизни ты был так же холоден, как теперь? Я в это не верю! Люди с холодными сердцами не наживают врагов. А у тебя был враг. Иначе ты не лежал бы здесь, безгласный и недвижный и я не говорил бы с тобой так откровенно, как говорят лишь на исповеди. Кто он? Кто твой враг? Что встало между вами? Мне нужно лишь одно слово, один намек… Если твоя душа еще бродит в этих стенах, дай мне знак. Укажи, где я должен искать…»
Внезапно легкий шорох спугнул тишину и оборвал мою мысленную речь. Я окостенел. Да, я молил, я ждал, я хотел получить ответ на свой вопрос, но сейчас подумал, что если покойник действительно встанет и заговорит – я лягу на его место. Обливаясь холодным потом, я стоял в темноте, не в силах двинуться с места и напряженно прислушивался. Шорох повторился, и я с трудом удержал облегченный вздох. Звук шел не от гроба с мертвым телом, а с каменной лестницы, ведущей наружу. Кто-то осторожно пробирался сюда. Он шел, таясь, стараясь не шуметь, и если б не камешек, скрипнувший под ногой, я бы ничего не услышал. Ужом скользнув за постамент, я присел и почти перестал дышать.