В свою очередь супруг не обременял Дарью Михайловну служебными заботами. Из строк писем, адресованных ей, лишь в нескольких изложены поручения, к слову сказать, мелкие, носившие более частный, домашний, нежели служебный характер. Два поручения определяли судьбу арапов: одного из них Меншиков велел жене отдать посланцу гетмана Огинского, предварительно «зделав на него платье и челму турецкую»; другого арапа князь распорядился «женить на большой арапке», причем жениха тоже надлежало нарядить в «хорошее платье». В другой раз Дарья Михайловна должна была проследить за изготовлением одеяла для царя. «И как совсем будет готово, тогда извольте оное прослать в дом государев», – писал Меншиков в 1718 году. Летом того же года, когда светлейший с царем плавал в водах Балтики, Дарье Михайловне было поручено наблюдать за отделкой на Ямбурском хрустальном заводе кубка, предназначавшегося в подарок прусскому королю, а также принять в доме шведского генерал-фельдмаршала Рейншильда. «И когда оной Рейншильд у вас будет, – наставлял князь супругу, – или так случится, примите ево ласково».[381]
Едва ли не самое серьезное задание Дарья Михайловна получила в мае 1709 года, когда Меншиков отправил к ней из-под Полтавы в Харьков, где она находилась вместе с сестрой и сыном, захваченные у шведов трофеи: две пушки и знамя. «Извольте, – велел князь, – любезнейшему нашему сыну приказать, чтобы по пришествии его царского величества с ними встретил».[382]
Затея светлейшему показалась столь привлекательной, что он проявил к ее исполнению живейший интерес и настойчивость. Что мог выиграть князь от церемонии, в которой главными действующими лицами были царь, ехавший из Троицкого в лагерь под Полтавой, и его крестник, сын Меншикова Лука-Петр, грудной ребенок, родившийся в феврале того же 1709 года?
Эпизод, на первый взгляд ничтожный, высвечивал множество намерений князя: и его желание польстить царю торжественной встречей, и стремление в деликатной форме подчеркнуть собственную удачу на театре военных действий, выразившуюся в захвате трофеев, и надежду на то, что церемония не будет забыта царем и будет напоминать ему о существовании Луки-Петра, – отец его был человеком предусмотрительным.
Малозаметная в сфере служебных дел князя, Дарья Михайловна становилась настойчивой и энергичной, когда дело касалось его безопасности и здоровья. Зная горячность своего Александра Даниловича, его стремление быть в гуще событий, где бы они ни происходили: на театре войны, в столичном городе Петербурге или в часы застолья с безмерным употреблением горячительных напитков, Дарья Михайловна свою задачу видела в том, чтобы предостеречь не знавшего меры супруга от беды: шальной пули, укола шпаги во время стычки с неприятелем, бесшабашного пьянства, наконец, невзгод походной жизни. Послания Дарьи Михайловны похожи на мольбы-заклинания, в каждом из которых она не уставала просить супруга беречься. Просьбы были тем настойчивее и громче, чем большим опасностям подвергался князь, находясь в пылу сражений.