– Увидев рис, Бремер спросил, есть ли у меня немного карри, он мог бы приготовить с ним вкусное блюдо.
– Но откуда он знал о карри?
– Незадолго до начала войны он отправился на пароходе в Индию помощником машиниста, – говорит она и кладет в рот кусочек марципанового торта. И долго жует. Безмолвная услада. Потом съедает кусочек сыра. – Пароход, он назывался «Дора», стоял на рейде в Бомбее. У Бремера, которому тогда только что исполнилось восемнадцать лет, от жары высыпала ужасная сыпь на лице, красная, с гнойничками, и к тому же его снедала тоска по родине. Старший офицер взял его с собой на берег, пообедать. Они ели куриное мясо с карри, это было очень вкусно, настоящий райский сад. Совершенно необыкновенный вкус, словно из другого мира. Ветер; змея, которая кусается; птица, которая летает; ночь, любовь. Как во сне. Воспоминание о том, что когда-то был растением. А ночью Бремеру действительно приснилось, что он дерево.
– Дерево?
– Да. Вообще-то Бремер был, можно сказать, человеком непьющим. Но тогда он пустился во все тяжкие, начал кутить напропалую. Говорил мне, будто сквозь него прошел ветер, отчего он шелестел, и кто-то так щекотал его, что он непрестанно хохотал; от каждого порыва ветра, и довольно сильного, у него болели ветви. Потом он проснулся, и вот что удивительно: у него по-настоящему болели бока, ломило ребра. Он показал мне где, говорил, что легко отделался. С ума можно сойти, правда? Специи против меланхолии и тяжелого характера. Но сыпь исчезла. Божественная еда, говорил Бремер. Ему еще повезло. А обычно доходит до настоящего смертоубийства.
– Так вы приготовили рис с карри?
– Да ведь карри тогда не было. Нет, я просто отварила рис с бульонным кубиком и добавила пассерованный лук.
Поев, Бремер закурил сигару, одну из пяти настоящих гаванских сигар, что Гари оставил в маленьких, завинчивающихся жестяных трубках, но за такой долгий срок они стали сухими, как солома, верхний лист крошился. После первой же затяжки Бремер выпустил изо рта маленькое пламя: кончик сигары загорелся и чуть было не сжег ему руку. «Ступай в уборную, – предложила Лена, – весь дом пропах. Если Ламмерс учует сигару, то непременно примчится». Она поставила тарелки в раковину, зашла в чулан за веником и увидела на полу, рядом с чемоданом, бумажник. Из него выскользнули какие-то фотографии, документы, приказы к выступлению, солдатская книжка, все это веером лежало на полу. Наверно, он бросил куртку на чемодан. Она подняла документы и бумажник, хотела запихнуть все назад. Увидев фотографию размером с почтовую открытку, подошла поближе к лампе: Бремер в военной форме, держит на руках маленького ребенка, рядом с ним женщина, темноволосая, с черными как смоль глазами и маленькой ямочкой на подбородке. Малышу не больше года. Бремер и женщина выглядят так, будто вот-вот лопнут со смеху. Видимо, фотограф рассказал им какую-то смешную историю. Она вгляделась в фотографию. На ней и дата есть: 10.4.45. Он ничего не сказал ни о ребенке, ни о жене.