Он внимательно, с любопытством посмотрел на свою правую руку. Казалось, он оценивал, насколько способны стать причиной смерти эти длинные белые пальцы с тщательно ухоженными ногтями, с таким небрежным изяществом державшие сейчас стакан с джином.
— Он свалился, как мешок, — тоном комментатора снова заговорил он, окончив этот осмотр. — Просто рухнул — без единого стона, все еще с трубкой в зубах… Потом, когда он уже лежал на полу… В общем, я удостоверился в том, что он действительно мертв. С помощью еще одного удара, лучше рассчитанного, чем первый. В конце концов, если уж делаешь что-то, так делай как следует, а иначе не стоит и браться… Остальное тебе уже известно: душ и все прочее — это просто были штрихи художественной ретуши. Brouillez les pistes[38], говаривал Арсен Люпен… Хотя Менчу — мир праху ее — наверняка приписала бы эти слова Коко Шанель. Бедняга… — Сесар отпил маленький глоток в память Менчу и снова застыл, глядя в пустоту. — Потом я стер свои отпечатки пальцев носовым платком и на всякий случай прихватил с собой пепельницу: ее я выбросил в мусорный бак — совсем в другом месте, далеко оттуда… Нехорошо говорить такое, принцесса, но для первого раза, для такого новичка в области преступлений, каким был я, моя голова сработала тогда просто великолепно. Прежде чем уйти, я забрал информацию о картине, которую Альваро собирался переслать тебе, и на его машинке напечатал твой адрес на конверте.
— А еще взял пачку его белых картонных карточек…
— Нет. Это была остроумная деталь, но она пришла мне в голову позже. Не стоило опять возвращаться за карточками, поэтому я зашел в магазин канцелярских товаров и купил другие, такие же. Но это было несколько дней спустя. Прежде мне нужно было спланировать партию, чтобы сделать каждый ход совершенным. Однако, поскольку ты назначила мне встречу у себя вечером следующего дня, я решил убедиться, что ты получила все документы по картине. Было необходимо, чтобы ты знала все, что касается ее.
— И тогда ты прибег к услугам женщины в плаще…
— Да. И тут мне следует кое в чем признаться тебе. Я никогда не пробовал себя в качестве трансвестита, да меня это и не привлекает… Пару раз, еще в юности, мне случалось переодеваться женщиной — так просто, для забавы, как будто собираясь на карнавал или маскарад. Всегда без свидетелей — только я и зеркало… — Сесар усмехнулся при этом воспоминании: удовлетворенно, лукаво и снисходительно. — И вот, когда понадобилось переслать тебе конверт, мне показалось забавным повторить этот опыт. Это было нечто вроде старого каприза, понимаешь? Нечто вроде вызова, если тебе угодно рассматривать его с более… более героической точки зрения. Посмотреть, способен ли я обмануть людей, в порядке игры говоря им — определенным образом — правду или часть ее… Так что я отправился за покупками. Достойного вида кабальеро, покупающий женский плащ, сумочку, туфли на низком каблуке, белокурый парик, чулки и платье, не вызывает подозрений, если делает это с самым естественным видом, да еще в большом магазине, где всегда много народу. Любой скажет: это для жены. А все остальное сделали хорошее бритье и макияж — грим у меня в доме водился, и теперь мне ничуть не стыдно в этом признаться. Ничего слишком — ты же знаешь меня. Только самую малость. В почтовом бюро никто ничего не заподозрил. Признаюсь, это был довольно забавный опыт… и поучительный.