— Дамы, приветствую, — хрипло закричал он, чуть не по пояс влезая в открытое окно Эдди, — восхвалим Господа вместе!
— Добрый день, доктор Вэнс, — церемонно сказала Эдди, которая, по правде говоря, терпеть не могла все эти евангелические учения. — Вот, привезла вашу маленькую подопечную. Наверное, надо ее поселить, а потом мне пора трогаться в обратную дорогу.
Доктор Вэнс влез еще дальше в окно и осклабился в сторону Харриет. Его лицо было какого-то темно-бурого цвета. Харриет исподлобья посмотрела на него, отметив про себя грубые волосы, торчащие из носа, и коричневые пятна на зубах.
Доктор Вэнс картинно отшатнулся, будто опаленный выражением лица Харриет. Он поднял руку, понюхал у себя под мышкой и подмигнул Эдди.
— Фу-ты ну-ты, — сказал он, — впрочем, возможно, я забыл сегодня воспользоваться дезодорантом.
Харриет упрямо глядела себе на колени. «Даже если я буду здесь жить, — твердо решила она, — я не обязана притворяться, что мне здесь нравится». Доктор Вэнс требовал, чтобы все его подопечные были такими же шумными, общительными, вечно возбужденными, как и он сам, ну а к тем, кто не хотел или не мог вписаться в атмосферу лагеря естественным путем, применялись специальные меры. «Что это с тобой, а? Ты что, не любишь смеяться над собой?» Если ребенок был тих по натуре, доктор Вэнс не оставлял его в покое ни на минуту: внезапно обливал холодной водой, заставлял плясать перед всеми в костюме цыпленка или гоняться по грязи за намазанной жиром свиньей.
— Харриет, — сказала Эдди после неловкой паузы. Впрочем, особой строгости в ее голосе не было, доктор Вэнс и ее выводил из себя, и Харриет это прекрасно знала.
Доктор Вэнс выдул еще одну раздирающую уши ноту из кларнета, а когда Харриет не отреагировала, снова просунул голову в окно машины и показал ей язык.
«Я в стане врагов», — повторила себе Харриет. Ей придется занять круговую оборону и ни на минуту не забывать, из-за чего она здесь оказалась. Каким бы мерзким местом ни был лагерь Селби, в эту минуту надежнее убежища ей не найти.
Доктор Вэнс присвистнул, Харриет подняла на него глаза (он бы все равно не отстал, пока бы не привлек чем-нибудь ее внимание), и он выпятил нижнюю губу в жалком подражании мине грустного клоуна.
— Кто жалеет себя, тот всегда одинок, — сказал он. — Знаешь почему? А? Потому что места другому в его сердце нет.
Харриет вспыхнула и взглянула через его плечо — там вереница девочек в купальных костюмах понуро брела куда-то босиком по рыжей пыли.
«Да, наше племя горцев разгромлено, вожди наши пали, — сказала она себе. — Я покинула вересковые поля родины и бежала к неверным».