– Всего лишь посадить чудище на лопату и засунуть в горящий очаг, – говорит Грегори таким тоном, будто рассказывает правила невинной детской игры. – Или сечь его розгами. Рано или поздно эльфийка-мать не выдержит и вернет человеческого ребенка, а своего – с синей попкой – заберет.
Сглатываю и наклоняю вперед голову.
– Но ведь на самом деле ничего подобного не бывает, правильно?
Грегори пожимает плечами.
– Не знаю, не знаю. Миф был очень широко распространен в деревнях Германии, Британских островов, Скандинавии. Потом стал популярен и у нас. В былые времена родители нередко, если замечали в своем ребенке какие-нибудь странности, принимали решительные меры, а то и вовсе относили его в лес.
В ужасе округляю глаза.
– А если эти странности были всего-навсего проявлением какой-то болезни?
– Так часто и случалось, – произносит Грегори. – Впрочем, кто его знает? – Смотрит на меня с лукавым прищуром.
– С чего ты взял, что это стихотворение именно про украденного ребенка? – громко спрашиваю я, тщетно пытаясь не прислушиваться к звукам на улице.
– А ты прочитай с самого начала, – советует Грегори. – Там постоянно повторяются строки:
О дитя, иди скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед —
Ибо в мире столько горя, что другой
Дороги нет.
Из них все ясно: мальчика уводят из обремененного страданием мира в иной, волшебный.
Читаю стихотворение с начала до конца. Перед глазами начинает кружить толпа полупрозрачных существ, а за ними несмело шагает зачарованный колдовскими штучками ребенок. Мне вдруг становится до того жаль мальчишку, что я захлопываю книжку и с шумом кладу ее на стол.
– Какой кошмар!
Грегори негромко смеется.
– Почему же кошмар? Скорее всего, ему среди них будет лучше, безопаснее.
Я всматриваюсь в его лицо и никак не могу понять, дразнит он меня или говорит серьезно.
– Ты что, веришь, что такое бывает?
– Если верил Йитс, почему бы не верить и мне?
Я до того напугана, что не представляю, как пойду спать и останусь в комнате одна.
– Налей мне еще вина. – Выдвигаю бокал на середину стола.
– Ты и это не выпила, – говорит Грегори, внимательно и с озорным блеском в глазах за мной наблюдая.
– Ну и что. Долей, я выпью сразу целый бокал.
Грегори с улыбкой выполняет мою просьбу. Увы, вино слишком легкое и желанного расслабления не наступает. Воображение продолжает живописать эльфов и прочую нечисть, а разум пытается разгадать загадку: неужели он правда принимает эти бредни за чистую монету?
– Хорошо, предположим, у тебя есть ребенок, – говорю я слегка вызывающим тоном, чтобы не казаться испуганной. – Ты, конкретно ты, стал бы, если вдруг что, совать его в очаг?