Линда почувствовала страшную слабость и, чтобы не упасть, прислонилась к стене.
Нет! Крис никогда не сказал бы такого. Тогда остается только одно – Джеральд придумал это, чтобы причинить ей боль. О существовании такой черты его характера она и не подозревала, и это еще больше укрепило решение уйти. Лучше быть одной, чем подвергать своего ребенка риску когда-нибудь испытать на себе такое отношение.
Линда покачнулась, ничего не видя от слез, застлавших глаза. Теперь она более одинока, чем если бы предпочла остаться одной с самого начала. Если бы она отказалась выйти замуж за Джеральда и не говорила ему о ребенке, то, возможно, и дальше тешила бы себя надеждой, что может рассчитывать на его поддержку, если захочет. А со временем могла бы честно и уверенно рассказать ребенку об отце.
Но теперь оба – и она, и ее ребенок – отвергнуты равнодушно, окончательно, несправедливо. И нет смысла притворяться, что все сложилось бы по-другому, если бы она этого захотела.
Я справлюсь, сказала себе Линда, призвав на помощь все свое мужество. Справлюсь одна, смогу пережить и это.
Она схватила с полки в кладовке сумку. Сьюзен приютит ее на ночь. Нужно только захватить самое необходимое. Позже у нее будет время забрать остальные вещи – если захочет, конечно, и не побоится связанных с ними воспоминаний.
Линда не слышала шагов Джеральда, пока он не остановился в дверях комнаты, заполняя собой дверной проем.
– Линда, извини. Это было непростительно, – сказал муж хрипло.
Она даже не взглянула на него.
– О, это целиком моя вина, – натянуто сказала Линда. – Я хотела добиться от тебя реакции и добилась… Она мне не очень понравилась. Убирайся к дьяволу, Джеральд!
Он не пошевелился, словно врос в землю.
– Не расстраивайся. Тебе это вредно. Одним движением она судорожно смахнула в сумку с туалетного столика коробочки с кремами, флаконы. Руки у нее дрожали от негодования.
– Ты еще смеешь советовать мне не расстраиваться? – Она взяла со столика последний предмет – позолоченную портретную рамку – и в ярости швырнула в ненавистного мужчину.
Рамка ударилась о косяк рядом с его головой, но Джеральд даже не шевельнулся. Осколок разбившегося стекла от рамки проткнул нечеткую фотографию молодого человека в армейской форме.
В мгновение ока подхватив остатки рамки, с которой сыпались осколки стекла, Линда в ужасе смотрела на то, что до недавнего времени оставалось единственной памятью об отце. Теперь это были куски дерева, стекла и бумаги. Не в силах удержать жалкие остатки дрожащими руками, она снова уронила их. Опустившись без сил на край кровати, женщина прижала руки к груди и, нагнув голову, отчаянно зарыдала.