Я кивнула и вновь принялась за свой молочник. В голове роились вопросы о Хартфордах, вопросы, на которые — я была уверена — Нэнси знает ответ. И все-таки я не решалась их задать. С нее бы сталось перевести меня работать подальше от детской, если б она почуяла, что я получаю от своих обязанностей недолжное удовольствие.
Но как влюбленному даже самые простые вещи кажутся исполненными великого смысла, так и мне хотелось узнать о Хартфордах хоть что-нибудь. Я вспомнила о запрятанных в комоде книгах, о Шерлоке Холмсе, который заставлял людей давать самые неожиданные ответы при помощи искусных вопросов. Глубоко вздохнув, я позвала:
— Нэнси…
— М-м-м?
— А как выглядит сын лорда Эшбери?
Черные глаза потеплели.
— Майор Джонатан? Он очень красивый…
— Нет, майора Джонатана я видела.
Не заметить майора Джонатана, живя в Ривертоне, было трудновато. Портрет старшего сына лорда Эшбери, наследника, закончившего сперва Итон, а затем и военную академию Сандхерст, висел рядом с портретом отца (в ряду целой галереи отцов предыдущих поколений) на верхней площадке парадной лестницы, сурово глядя в вестибюль: голова гордо поднята, медали сверкают, голубые глаза холодны как лед. Гордость Ривертона — как наверху, так и под лестницей. Герой англо-бурской войны. Будущий лорд Эшбери.
Нет, я имела в виду Фредерика, того, кого в детской, со страхом ли, с восхищением, называли «Па». Младшего сына лорда Эшбери, имя которого заставляло гостей леди Вайолет улыбаться и покачивать головой, а его светлость бормотать что-то неразборчивое в стакан с хересом.
Нэнси открыла рот и тут же захлопнула его, как рыба, выброшенная штормом на берег.
— Не хочешь вранья — не задавай вопросов, — в конце концов ответила она, поднимая вазу повыше к свету и придирчиво ее оглядывая.
Я дочистила молочник и взяла блюдо. Вот такая она — Нэнси. Переменчивая. То откровенная до невозможности, то скрытная ни с того ни с сего.
Не успели часы на стене протикать пять минут, как она сама нарушила молчание:
— Небось, кого-нибудь из лакеев подслушала?
Я только покачала головой, боясь сказать что-нибудь не то и тем самым снова прервать разговор.
— Альфреда, готова спорить. Никогда язык на привязи не держит!
Нэнси принялась за очередную вазу. Подозрительно оглядела меня.
— Тебе что, мать никогда о семье не рассказывала?
Я снова покачала головой, и Нэнси испытующе приподняла бровь, словно не веря, что люди могут говорить о чем-то еще, кроме жизни в Ривертоне.
А мама и в самом деле больше молчала. Когда я была маленькой, я приставала к ней с просьбами рассказать хоть что-нибудь. По деревне ходили многочисленные истории про дом на холме, и мне очень хотелось похвастаться перед другими детьми, что я тоже кое-что знаю. Но мама лишь качала головой и напоминала мне, что от любопытства кошка сдохла.