Он швырнул кружку, расплескав содержимое.
— Разве меня вам было недостаточно? Я, по-вашему, мало любил вас? Разве вы не могли любить только меня?
Она покачала головой, касаясь своих волос:
— О, Кел, мы любили тебя всем сердцем. То, что мы взяли к себе Кириги, вовсе не ослабило нашу любовь к тебе. Он был просто одиноким брошенным мальчишкой, отставшим от каравана. В нашей жизни хватило бы места для двух сыновей.
Кел поднялся и прошел к не прикрытому ставнями окну.
— Я стал вам не нужен. Он занял мое место.
— Нет, никогда. — Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, прижалась щекой к его широкой спине. — Он никогда не занимал твоего места, сын мой. Он занял свое место.
Кел повернулся к ней. Они обнялись, и внезапно слезы беззвучно потекли по ее лицу.
— Прости меня, — с трудом выговорила она, глядя на него снизу вверх, гладя его щеку дрожащей рукой. — Я говорила с тобой слишком резко. Теперь я понимаю, как больно тебе было; вот почему ты ушел от нас. — Она отступила назад и вытерла слезы. — Но сейчас — проявим великодушие. И давай не будем больше говорить об этом.
Она снова обняла его, радуясь тому, что может сделать это после долгих лет разлуки.
Открылась и закрылась задняя дверь. В дом влетел Кириги, сияющий и улыбающийся, принеся с собой легкий запах конюшни. Он успел одеться в короткие штаны и тунику с поясом. К подошвам его сапог прилипли соломинки и конский навоз.
— Прекрасная кобыла! — воскликнул он, обращаясь к Самидар. — Белая, как снег в горах!
Кел выдавил улыбку и спросил мать:
— Когда это он видел снег в горах?
Она пожала плечами в ответ на его улыбку.
Кириги исчез на кухне и через мгновение вернулся, неся большое блюдо с холодным мясом, несколько кусков хлеба и кувшин с прохладной водой. Он расставил все это на столе и знаком пригласил их позавтракать.
— Ну и как там, в армии? — спрашивал он Кела, запихивая в рот кусок говядины, и, брызгая слюной, продолжал. — Бьюсь об заклад, там здорово. А мы и не знали, что ты здесь служишь. Вы близко расположились? Ты сможешь приходить домой почаще?
Улыбка Кела стала еще шире. Он снисходительно посмотрел на мать, взял кусок хлеба и стал спокойно жевать, пока Самидар взглядом не призвала Кириги замолчать.
— Дай брату возможность ответить, — проворчала она.
Кел откинулся назад, тщательно прожевал то, что было у него во рту, и запил пивом.
— Риотамус — безумец, мясник, — наконец сказал Кел, — он угнетает людей. Келед-Зарем стонет под его жестоким правлением, солдаты совершают ужасные преступления его именем.
Кириги выдвинулся вперед: