Ее разбирал смех, когда она шла прочь от Кира. События прошедшей ночи наложили свой тяжелый отпечаток на стражей ворот. Кровь в их жилах превратилась в молоко. Обычно службу у ворот несли отнюдь не лучшие солдаты гарнизона: это были или солдаты постарше, или, напротив, самые «зеленые» юнцы, все они не отличались храбростью. А теперь и вовсе их осталась всего лишь горстка охранять Кир; гибель почти всего гарнизона сломила их дух.
Но все же они были, пусть и на свой лад, хорошими людьми, признала она. Хоть и напуганные до смерти, они не оставили своего поста. Не говоря уже о том, что пожалели ее прошлой ночью и впустили в город. И конечно, она не должна забывать, что это ее сын, плоть ее плоти, стал причиной их страха. Желание посмеяться умерло в ней, уступив место чувству гневного стыда.
Она шла по равнине, сжимая рукоять своего меча. Быстрыми, целенаправленными шагами она удалялась от города, пока его высокие стены не остались далеко позади и его запахи больше не поганили воздух.
Только тогда Стужа поднесла к губам два пальца и издала долгий и пронзительный свист. Спустя мгновение она увидела единорога. Он мчался к ней с востока, вырастая прямо из восходящего солнца, устремляя свой бег по каменистой земле. Его черная грива развевалась на ветру, сзади струился хвост. Земля летела из-под его тяжелых копыт.
Она видела, как что-то сверкнуло: это утренний свет играл на черной поверхности рога, выступавшего на лбу таинственного животного.
«Совсем не важно, что это за существо, — снова подумала она. — Достаточно того, что мы есть друг у друга».
Единорог резко остановился и затем шагом подошел к ней, опустив голову. Его смертоносный рог скользнул мимо уха, когда он ткнулся носом в ее плечо. Она улыбнулась, провела рукой по спутавшейся челке и почесала его за ушами.
— Пора отправляться в путь, дружище, — сказала она и, ухватившись за гриву, взлетела на его широкую спину, — как мы делали это прежде, в старые времена.
Ашур фыркнул, высоко вскинул голову. Она слегка коснулась его боков пятками своих сапог.
Различные виды проплывали мимо них бесконечной, однообразной чередой отлогих подъемов и спусков, зеленых лугов и бесплодных пустошей. Ее поглотил ритм движения, она совсем не ощущала времени, не обращала внимания на палящее солнце, которое обжигало шею и лицо, на ветер, от которого растрескались губы. Грива Ашура приятно щекотала лицо, когда она наклонялась ниже; их мускулы работали как единое целое, в полном согласии.
У нее перехватило дыхание, иначе бы она запела, паря в воздухе. Музыка зарождалась внутри нее, звучала в голове и сердце, волнующие мелодии заставляли петь все ее естество. Старые напевы ушедшей молодости нежданно всплыли в памяти. Возбуждающие, вдохновенные слова, забытые давным-давно, вдруг вернулись к ней. Гром копыт единорога и биение ее собственного сердца задавали ритм. Сам ветер высвистывал мотив, а солнце брало высокие ноты.