Я бросила стопку карт на кровать. Карта на холсте упала лицевой стороной вниз, и оказалось, что на обороте оттиснут тот же полный силуэт кита. Присев, я рассеянно провела пальцами по холсту. Потом начала ощупывать холст и карту уже целенаправленно. Наклеили ее плотно, но я надорвала холст по краю и, просунув в щель шляпную булавку, аккуратно отделила карту от подкладки. За подкладкой лежал лист рисовой бумаги.
Зная хрупкость такой бумаги, я взяла листок в руки со всей возможной осторожностью. Он был исписан выцветшими коричневыми чернилами, и я сразу узнала размашистый почерк, которым было написано письмо с приглашением приехать в Бэском-Пойнт. Почерк капитана Обадии.
Первая строка была выведена крупнее, чем остальные, и в глаза мне бросилось собственное имя:
Миранде Хит,
когда она вырастет
В надежде, что эта бумага будет найдена после моей смерти и дабы очистить свою совесть, пишу я эти строки. Старое преступление не дает мне покоя; так пусть же станет известна истина.
Я пересела в кресло и прочла скупое признание, в котором сначала были изложены известные факты: три капитана находились на борту "Морской яшмы"; разразился шторм, яростнее которого не видели возле мыса Доброй Надежды; капитаны перессорились. Это я уже знала. Ничего нового, никакого объяснения причин ссоры. И в самом конце — признание, краткое и ясное:
Натаниэль Хит не убивал Эндрю Маклина. Капитана Маклина застрелил я, капитан Обадия Бэском.
И все. Я снова и снова перечитывала последние строки, и кровь стучала у меня в висках. Видимо, эти слова были написаны, когда я была еще совсем маленькой. Капитан хотел, чтобы я узнала правду. Я подумала, что его признание было бы куда ценнее и полезнее, открой он правду еще при жизни моего отца. Но во всяком случае капитан облегчил свою совесть и смыл пятно с имени старого друга.
Итак, передо мной лежало признание, хотя и безо всяких подробностей. Его хватило бы, чтобы обелить имя моего отца, но все-таки я не узнала всего, что хотела. Потом я заметила, что внизу, после подписи есть что-то вроде постскриптума. И снова мне бросилось в глаза знакомое имя.
Том Хендерсон из Гавани Шотландца, первый помощник капитана в злополучном рейсе, был свидетелем. Он подтвердит мое признание.
Ничего Том Хендерсон уже не подтвердит. Том Хендерсон умер. Как и все три капитана. Может быть. Тома убили. Но кому могло понадобиться навеки заткнуть ему рот? Ведь трагедия произошла так давно. Почему кому-то так важно по-прежнему скрывать правду о "Морской яшме"? Не знаю…
Только вот если… Меня осенила новая мысль. Что, если эта тайна была связана с Эндрю Маклином? А его сын не хочет, чтобы тайна вышла на свет, даже после стольких лет. Разумеется, Брок любил своего отца, гордился им и готов был пронести ненависть к его убийце сквозь годы, даже перенести ее на потомков виновного, то есть на меня.