Именно в тот момент и стал Сыч Сычем. Он вдруг ожил, завертелся, заметался по прииску, даже помолодел на несколько лет. Первое что он сделал – отправил Меченого с Патефоном за продуктами, строго наказав не трогать, обойти ближайшие деревушки и лишь после тщательной разведки попробовать честно обменять «желтуху» на товар в дальних селениях. Второе, послал людей обследовать проходы в долину, а сам вместе с горным мастером принялся изучать заброшенные выработки.
На четвертый день под неописуемый восторг появились продукты. Меченый с напарником привели с собой лошадь, нагруженную мешкам. Принесли и множество легенд теперь уже о их прииске. Прояснилась ситуация и с ближайшими проходами в долину. Сыч решил на всякий случай «закрыть» их, выставить посты и гнать всех, кто приблизится к долине. Однако, потом он в корне пересмотрел свое же решение. Старательское дело тяжелое и требует много рук, много дешевых рук. Его напарники скоро поймут это и забузят.
Едва снег сошел и успокоилась Хул-ва, вернувшись в свое русло, работа закипела. Все завертелась с какой-то торопливой, воровской спешкой. Сыч продолжал меняться. Его маленькие глазки, прятавшиеся до этого под густыми пучками бровок, неожиданно округлились, стали большими и засверкали льдом как у всякого хищника. Кустики бровей, причудливо изогнулись и сбежали к переносице, отчего выражение лица приобрело некоторую свирепость. Он стал придирчив, недоверчив, заносчив. С молниеносной быстротой разгоралась невиданная стариковская жадность. «Да, – горько вздыхал по ночам Сыч, – досталась кость собаке, когда она все зубы съела…»
Он сам обходил шурфы. Поднявшись на свежие отвалы, Сыч садился на корточки, обхватив колени руками, и колол взглядом новоявленных старателей, подолгу наблюдая за их работой.