– Полюшка…, – Дарья, наконец, подняла на дочь мокрые, воспаленные глаза, – я все… мы с отцом… все тебе объясним… подожди он придет…
Полинка обмерла. Ее словно неожиданно и больно ударили, в голове возник монотонный звон, как после выстрела. Она смотрела на мать и ничего не понимала…
– Поля, – снова она услышала ровный, мягкий голос гостьи, – вот тут… фотографии мамы, папы… Тут их разные документы… Это тебе.., я у себя тоже кое-что оставила, – девушка протягивала ей бумажный пакет.
– Какие мама… папа… какие фотографии… Да вы что, все с ума что ли посходили!? – Полинка одной рукой схватила пакет, другой открыла дверцу печки и, не раздумывая, швырнула его в огонь. Затем схватилась за голову, которая раздувалась и норовила лопнуть от всей этой глупости, происходящей здесь и сейчас…
– Поль! – вскрикнула гостья.
– Во-он отсюда! – Полинка подбежала к двери и распахнула ее.
– Погоди.., Полина, я же… твоя родная сестра…
– Я сказала вон! И чтобы ноги больше твоей не было! Сестра нашлась! – голос у Полинки сорвался и перешел на сип. Видя, что золотокосая гостья не понимает, она схватила ухват…
Для Полинки это был первый и самый страшный удар судьбы.
Много утрат и разочарований было потом, много горя и бед перенесла она в жизни, но та боль как вошла в нее длинной иглой, так и осталась на всю жизнь.
Сначала она не верила в то, что произошло. Не могла и не хотела верить. Она еще пыталась удержать свой мир, держала его изо всех сил, не давала ему рухнуть. А он падал. Падал, как могучий кедр, тяжело ломая все на пути, вырывая из земли корни.
Полинка не хотела слушать о каких-то настоящих родителях, сестре, вещах, оставшихся от отца и так далее. Она не хотела, а Прокопий с Дарьей не навязывали. Они знали, что рано или поздно Полинка сама спросит. Придет время поймет и спросит.
Она сильно изменилась. Замкнулась. Стала необщительной. Увлеклась учебой, чего раньше не было, и к лету закончила семилетку, поразив учителей. Много помогала по хозяйству. Управились с покосами. А ближе к осени засобиралась в горы. Она не скрывала от родных, что должна сама во всем разобраться, увидеть собственными глазами.
Если Дарья еще как-то попыталась отговорить, что, дескать, болезнь все еще бродит в тех краях и можно заразиться, то Прокопий не держал. Накануне, поздним вечером он долго сидел подле Полинки, а потом протянул ей странный нож.
– Это все…, что осталось от… Егора, твоего… отца, – с трудом проговорил он.
– Ты мой папка, – тут же парировала Полинка, но сама почувствовала надлом в голосе и отвернулась.