В тишине, которая последовала, Джой постаралась собрать воедино поток мыслей, чувств и воспоминаний в некую вразумительную картину. Не было никакого смысла, и его слова так ничего и не разъясняли. Вообще ничего.
— Я не понимаю, — тихо сказала она, наконец. — Я ничегошеньки не понимаю и тебя, в том числе. Ты не потрудился объяснить. Почему в городе ты преследуешь меня, а затем поступаешь так, как это было в хижине? Почему? Почему я стала настолько отталкивающей для тебя сейчас, что ты хочешь поскорее избавиться от меня? Не находишь ли ты, что должен оказать мне любезность и объясниться?
Люк закрыл глаза, так крепко, чтобы не видеть ее.
— У меня нет для тебя ответов.
И каждое его слово было вызвано из глубин чего—то такого… такого, похожего на отчаяние. Джой почти вздрогнула, почти отступила, вспомнив причудливое сочетание дикости и нежности, проявленное им в хижине. Но он не пошевелился, и она нашла в себе смелость продолжить.
— Я не приму эту отговорку. Несправедливо предлагать мне такой ответ. Я должна понять, Люк, и, так или иначе, но я разберусь.
С самыми мягкими из проклятий, Люк повернулся на пятках и зашагал прочь в пролесок. Джой стояла на месте довольно долго, а потом приступила к поиску камней, подходящих для костра. Неразрешимая задача занимала ее до возвращения Люка с дровами, а затем она ускользнула к прудику, чтобы умыться и прополоскать волосы.
Закончив, она присела на корточки и заплела косу, вздрагивая от брызг воды, которые попадали ей на щеки. Отражение в холодной, чистой воде сказало ей то, что она хотела знать. Если Джой и растеряла большую часть уверенности, то одна вещь по—прежнему оставалась с ней — это ее упорство. Осталось только показать Люку, насколько упорной она могла быть.
Люк шел к лагерю и смаковал запахи, принесенные вечерним ветерком. Джой уже начала готовить гарнир и подогрела свой обычный кофе — все это было видно на расстоянии в полкилометра. Сегодня вечером он на редкость удачно поохотился, и не малых размеров заяц, которого он поймал, был уже распотрошен и освежеван. Маленькие хищники леса, которые наблюдали за ним с безопасного расстояния, быстро расправились с тем, что он оставил.
Время, проведенное вдалеке от лагеря и от Джой, дало Люку передышку, чтобы подумать. Ни один человек не имел на него такого огорошивающего воздействия, как Джой Рэнделл, ни одна женщина так близко к нему не подбиралась. Ее настойчивые вопросы о его прошлом предстали проблемой, которую он не имел никакой надежды разрешить. Он не мог сказать ей то, чего она, по—видимому, так настойчиво добивалась, не мог начать объяснять, почему она доводит его до такого состояния, которому даже он сам не находит объяснений.