Когда они вернулись в дом Милёны, их уже ждали друзья. За столом сидели Клим с Андреем, а напротив них Малыш с Сержем. Что тут скажешь, коли связал, не скажу кто, верёвочкой одной. Курила, глядевший во все глаза на настоящих витязей, метал на стол, что в печи нашёл. Две здоровых рожи, то бишь Клим с Малышом, уже вовсю что-то наворачивали. Серж с Барсом тихонько цедили брагу с изысканностью истинных аристократов.
— Это что ж тут такое деется, люди добрые? — Милёна, сдерживая смех, упёрла кулаки в боки, — я любимому своему мясной пирог пекла-готовила, а его какие-то морды уже сожрали, хозяйку не спросясь.
— Тихо, мамаша, тихо, — Клим был преисполнен сытого благодушия, не обращая внимания на смущённую Милолику, не успевшую ещё привыкнуть к этим шуткам, — на войне и поросёнок — божий дар.
Знаменитую фразу из фильма «Чапаев» хозяйка, конечно, знать не могла, но рассмеялась, точно уловив контекст.
— Это смотря какой поросёнок, — внёс ясность Акела, усаживаясь за стол, — если как ты или Малыш, это не дар, а кара господня. Милёна, если два этаких кабана часок за столом посидят, считай, недельного запаса продуктов как не бывало.
— Устыдил, — повесил буйну головушку Малыш, — мы-то, святловодские, таки доверчивы, страсть! Я вот через свою таку простоту восемь раз был женат и всё по любви.
— Ну, понёс, — одобрительно хмыкнул Акела, — братие, а как вы смотрите на дар Галины Савельевны?
С этими словами он выставил на стол бутылку с красно-золотой этикеткой «Столичная».
— А что это? — с любопытством спросил здоровяк.
— Напиток богов, — сверкнул зубами Клим, — самый русский напиток. Самогон. Занимайте места.
Друзья с готовностью расселись за заваленным самой изысканной снедью столом. Васька с удовольствием разлил самогон по чашкам.
— Что так мало? — удивился Малыш, заглянув внутрь стакана. Друзья, переглянувшись, засмеялись.
— Перед тем, как пить, задержи дыхание, — посоветовал Акела, — вот так, — и махнул содержимое своего стакана в рот. Остальные тоже не заставили себя ждать. Только Барс, верный себе, выцедил половину. Поставив недопитое на стол, оторвал ногу от какой-то дичины и с аппетитом вонзил зубы в румяную корочку. Малыш, хотя и умудрился не поперхнуться, но сидел, задержав дыхание и покраснев, как варёный рак. Потом медленно выпустил сквозь зубы воздух и покрутил головой.
— Да, зело забористо ваше питьё, — выговорил он сиплым голосом, утирая ладонью непроизвольно выступившие слёзы.
— На том стояла и стоять будет земля русская, — с достоинством гордо отозвался Соловей.
— За Мыся с Околелом, — поднял второй тост Акела, — настоящие были мужики.