Девушка вспыхнула.
– Я завидую? Я возвожу напраслину? Да побойтесь бога, уж кто-кто, а Элина Бородина не знает, как выглядит зависть. Да и чему завидовать, Веркиному перевоплощению из девочки-хохотушки в жесткую гранд-даму? Ну вы и сказанули.
– Наверняка вас сильно задевает ее теперешнее положение.
Элина оторвала взгляд от ноготков Копейкиной.
– К вашему сведению, если бы не злой рок и обстоятельства, то салоном красоты, в котором мы с вами имеем честь сейчас находиться, владела бы я.
– О!.. Элина, вас заносит.
– Ничего подобного. Хотите выслушать историю становления Веры Панишевой?
Ката равнодушно скривилась.
– Не уверена, но... а с другой стороны, время есть. Пожалуй, да... рассказывайте.
Бородина зловеще ухмыльнулась и начала повествование.
* * *
Семьи Панишевых и Бородиных проживали в Чеховском районе в двухэтажном кирпичном доме на шестнадцать семей. Домик не ахти какой – два подъезда, деревянные ступеньки. Во дворе напротив подъездов располагались ветхие сараюшки жильцов, в которых последние держали живность.
Не в пример Бородиным, у Панишевых, помимо двух десятков несушек, свиньи Фроськи и кроликов, имелось две коровы. По меркам тех мест семья Веры считалась обеспеченной.
Квартиры подружек находились на одном этаже, и вечерами девчонки частенько собирались у Панишевых, слушая бесконечные истории престарелой Вериной бабки.
После окончания школы Элина пошла по стопам матери – девушка устроилась на почту. А вот Веруня, которой к тому моменту осточертело жить «не по-людски», изъявила желание податься в Москву.
– Уеду, уеду в столицу, и поминайте как звали, – твердила она Элине, закуривая.
У подруг имелось свое тайное местечко за сараями, где они время от времени могли спрятаться от глаз окружающих и спокойно закурить по сигаретке.
В сотый раз услышав угрозу Панишевой, Элина засмеялась.
– Чего ржешь?
– Ты с девятого класса в Москову собираешься, но дальше пустых слов дело не заходит.
– Замолчи! Ты прекрасно знаешь, отец сильно болел, я не могла уехать и бросить его на попечение матери. Она и без того с утра до ночи пашет как проклятая.
– Вер, прости.
Но Панишева уже завелась.
– Как отца похоронили, бабка на тот свет подалась, мать в депресняк впала. О каком отъезде могла идти речь?
– Да не злись ты, я пошутила.
– Шути-шути, мне твои сарказмы до одного места. Посмотрим на тебя, когда увидишь, в какой шикарной тачке я приеду в этот забытый богом уголок годика через два.
– Ага, в тачке. На какие шиши машинку покупать собралась?
– Дура ты! У меня ж внешность.
Элина бросила на землю бычок.