Там было грязно, сумрачно и сильно грохотало.
Прислонившись к прохладной мутно-зеленой стенке, Оля сложила руки на красивой груди и посмотрела на Бурмистрова. Он лихорадочно рылся в нагрудном кармане:
– Зачем же вы… я же по-честному… а вы…
Вытащив купюру, он зацепил другие бумажки, они попадали на пол. Он кинулся подбирать их. Одна фотография упала Оле на ногу. Как начинающий жонглер, она подбросила ее вверх ногой, поймала руками, глянула: Бурмистров на фоне Ласточкиного гнезда стоял в обнимку с худощавым смуглолицым парнем с близко посаженными глазами; парень был в майке-тельняшке, на плечах и руках у него среди нескольких татуировок выделялась одна, змеей ползущая вдоль по запястью: имя «Ира», пронзенное ножом.
– Дружок ваш? – Оля отдала фотографию.
– Да, да, друг. Мы в Ялте повидались.
– Тоже сидел?
– Да. Но не со мной. У него… он… по-другому…
– Он что, Иру зарезал? Или сильно любил?
– А, вы про это! – устало улыбнулся Бурмистров. – Нет, нет, это не Ира. Это «Иду Резать Актив».
– А что такое «актив»?
– Бугры, плохие люди.
– Бугры?
– Ольга, – посерьезнел он, протягивая деньги. – возьмите. И не обижайте меня.
– Скажите, что вам от меня нужно. – Она спрятала руки под мышки.
– Мне нужно… – начал он решительно и вдруг опустился на колени. – Ольга, я видел вас в Ялте. И в Кацивели. И потом в Коктебеле.
– Как?
– Я… тогда в Ялте… в этом кафе на набережной… «Якорь». Первый раз. Вы там были с вашим мужем. Вы ели салат из помидоров и… эти… котлеты… а в Кацивели вы ходили в столовую… и потом… потом… в Коктебеле… дважды в ресторане…
– Постойте, – вспомнила Оля. – На пляже в Кацивели, напротив платформы… черешня… кулек с черешней! Это вы были? Угощали? В шапке из газеты?
– Я, я, я! – замотал он плешивой головой.
Оля вспомнила странного, заискивающе улыбающегося курортника, сующего ей кулек с желтой черешней и смешно бормочущего чего-то. И сразу же вдруг вспомнила и весь свой сон про Кратово, монорельс и монтера с двумя топорами.
– Господи, какой бред! – проговорила она и расхохоталась.
Пока приступы хохота сотрясали ее стройное молодое тело, Бурмистров, стоя на коленях, смотрел на нее с жалкой улыбкой.
– Это были вы? – повторила она, кончив смеяться.
– Да! Да! Да! – почти выкрикнул он и рукой с зажатой в ней двадцатипятирублевкой вытер свое лицо. – Я… извините… Ольга… я не сплю уже четвертую ночь. С Коктебеля.
– Вы… из-за меня?
– Да.
– И вы что, за мной ездили?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы видеть, как вы едите.
Оля молча смотрела на него. Дверь открылась, и пожилой мужчина с прижатыми к голой груди пятью бутылками пива шагнул в тамбур. Стоящий на коленях Бурмистров не пошелохнулся. Покосясь на него и на Олю, мужчина прошел мимо.