Сквозь тела партнеров и товарок,
Через сумрак их костей и вен
Ты летишь, задумчивый подарок,
Северная русская Кармен.
Над ночным угрюмым Петербургом,
Над свинцовой рябью финских вод
Ты летишь с печалью и восторгом.
Сладостен и чуден твой полет.
Бздех змеится шарфом Айседоры
С перегаром каши и котлет.
Девушки потупливают взоры,
Парни молча тянутся вослед,
Парни жадно ноздри раздувают,
Втягивают бздеха облака
И толпу плечами раздвигают,
И бурлят, и стонут, как река.
Но догнать тебя они не в силе —
Ты летишь, танцуешь и пердишь!
Как Жизель на мраморной могиле
Ты на небе северном стоишь.
Протанцуй и проперди над жизнью
В платьице застенчивом своем,
Серый мир росою бздеха сбрызни,
Разорви постылый окоем.
Пролети над замершей планетой
К островам неведомых светил
Белой неприкаянной кометой,
Шлейфом разрезая звездный мир.
И когда постылая эпоха
В тину Леты сонно упадет,
Пусть созвездье Девичьего Бздеха
Над Землей проснувшейся взойдет!
Свет гаснет. На потолке зрительного зала проступает во всех подробностях звездное небо. По небу летит девушка в белом платье. Из заднепроходного отверстия девушки вырывается светящийся шлейф. Звучит музыка Сергея Рахманинова. Девушка медленно пересекает небо, уменьшается и превращается в комету.
(Бурные аплодисменты.)
ОБОЛЕНСКИЙ (появляется на просцениуме): Лариса Иванова!
(Аплодисменты.)
Лариса Иванова кланяется и удаляется.
ОБОЛЕНСКИЙ (выдержав паузу): Как справедливо сказал классик: надо жить, дыша полной грудью, и не зажимать нос, как некоторые импотенты духа…
ШНОГОВНЯК: Которых у нас еще, как говорят, столько, что от родного города Ларисы Ивановой до столицы раком не переставишь!
(Взрыв хохота в зале.)
ОБОЛЕНСКИЙ: А теперь – русская каша – еда наша!
Занавес взмывает кверху, открывая сцену. На ней огромная русская печь с тремя горшками. Из печи в зал плывет теплый воздух. Звучит неторопливая, величественная музыка Бородина. С горшков медленно сползают крышки. Горшки полны очаровательных, 4-6 летних детей, играющих роль каши и неподвижно замерших в горшках. Белобрысые детишки изображают пшенную кашу, темноволосые – гречневую и каштанововолосые – перловую. Горшки медленно выдвигаются из печи, дети поднимают свои головы и улыбаются залу.
(Аплодисменты.)
Внезапно величественная музыка Бородина обрывается хрипло-кошачьими звуками джаза, свет начинает мигать, в печи открывается шесть дыр в виде магендовидов, из них выдвигаются намасленные доски, по которым на сцену с хохотом и визгом съезжают евреи: Миша Розенталь, Соня Цифринович, Ося Брон, Роза Гольдштейн, Саша Беленький и Сара Варейкис.