Стараниями князя Голицына духовенство было максимально удалено от двора. В придворной церкви указом Голицына были запрещены проповеди. Могущество князя основывалось на личной дружбе с императором в юные годы. В более зрелые годы Голицын был постоянным поверенным и товарищем государя по амурным интрижкам и похождениям, хранителем его любовных секретов. Вот потому столь практически безграничным было доверие к нему Александра I, вот почему заместители князя имели дерзость именовать своего патрона «патриархом», чем вызывали гнев неистового Фотия, в некоторой мере предтечи Распутина. Фотий писал о князе Голицыне с возмущением: «Овца он непотребная, или, лучше сказать, козлище, князь хотел в мирских своих рубищах, не имея сана свыше и дара божественной благодати, делать дела, принадлежащие единому архиерею великому, образ Христа носящему».
Не стоит, однако, думать, что Голицын был врагом Церкви и оголтелым мракобесом. Он был верующим человеком, но в то же время, что очень важно, человеком своего времени. О таких писал Знаменский: «К сожалению, все почти такие люди тогдашнего высшего общества, питомцы XVIII века, при обращении своем к вере имели обыкновение примыкать не к православию, на которое смотрели свысока, как на веру исключительно простонародную, а к аристократическому, блестящему католичеству, или еще чаще – к бездогматному, мнимо-возвышенному и модному тогда по всей Европе мистицизму, который позволял им верить во все и ни во что».
В эти времена было модно понятие единой, высшей церкви, ширились разговоры и суждения о том, что между религиями нет больших, принципиальных различий и все в конечном итоге молятся единому Господу. Распространение таких настроений в российском обществе во многом определялось и позицией монарха. Император Александр I был исключительно неустойчив в воззрениях и поисках духовной опоры, легко внушаем, что объясняет его часто менявшиеся, иногда до «наоборот», убеждения. Его постоянным религиозным и духовным поискам и метаниям есть более чем серьезные обоснования. Именно они предопределили не только всю его жизнь, но и окутали мистическим туманом его уход из жизни.
Роковым событием стал для будущего императора день 11 марта 1801 года, день убийства его отца, царствующего императора Павла I. А вернее, дни, предшествовавшие этому трагическому событию, когда он дал согласие на участие в дворцовом перевороте. Юный цесаревич не мог не понимать, что, давая согласие заговорщикам принять из их рук корону, он тем самым становится соучастником убийства отца.