Когда он, как ему казалось, принял окончательное решение, откуда-то раздался голос:
– Не ходи ни в Кириллов, ни в Соловки. Здесь спасешься.
Иринарх перекрестился, осмотрелся, но вокруг никого не было, кругом тишь лесная. Только он путь продолжил, как опять отчетливо услышал:
– Здесь спасешься!
И все так же никого вокруг не было, а невидимый голос в третий раз оповестил:
– Здесь спасешься!
Иринарх укрепился в том, что это был голос свыше, и остался в монастыре, только теперь стал молиться и по ночам, на короткое время забываясь сном на голом полу. Игумен направил его на дальнейшее послушание в службу пономарскую. В обязанности его входило звонить в колокола, что было делом нелегким, особенно в холода, когда на высоте колокольни от ледяного ветра укрыться негде, веревки льдом покрываются, словно стеклом ладони режут, колокола к звоннице примерзают, попробуй раскачай!
И ветер! Ветер! Не то ты колокол раскачиваешь, ни то тебя самого, словно колокол, ветром по колокольне мотает, того гляди – вниз сбросит!
Но Иринарх терпеливо нес и это послушание, заполняя свободное время молитвами. Как-то пришел к монастырским стенам странник, стал корочку хлебца выпрашивать. Спустился Иринарх с колокольни, вынес бедолаге хлебушка, а когда посмотрел на нищего, ужаснулся – стоял тот на снегу босой, а ноги от холода черные, ногти синюшные.
Сжалился Иринарх над несчастным, стал просить Господа: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, сотворивший небо и землю и первого человека, прародителя нашего Адама, по образу Своему, и почтивший его теплотою в святом рае, да будет воля Твоя святая со мною, рабом Твоим: дай, Господи, теплоту ногам моим, чтобы я мог помиловать сего странника и дать с себя сапоги на ноги его!»
С этой молитвой снял с себя сапоги Иринарх и отдал несчастному бродяжке. Игумен рассердился за его поступок и не велел ему выдавать новые сапоги. Но Иринарху обувь и не нужна стала. Он с тех пор по любому морозу босой ходил, одежку стал носить ветхую, а тепло ему было, словно и не мороз на дворе, не стужа лютая. Господь его согревал.
Монахи не поняли божественной сути происходящего, стали попрекать Иринарха поведением его вызывающим. Игумен решил, что это гордыня, стал смирять непокорного: в самые морозы на колокольню гонять, благовестить, а после еще велел ему стоять на молитве напротив оконца своей кельи, чтобы видеть, как смирится непослушный Иринарх.
И это наказание с покорностью сносил Иринарх. Тогда посадил его игумен на три дня под замок. Велел ни есть, ни пить не давать ослушнику, заставить его обувь носить и одежду исправную – нечего монастырь позорить.